Погоня за парнем мечты. Ирина Мазаева

закончила она.

      – Знаешь, – все выслушав, вынесла вердикт Ленка, – а мне, наоборот, даже захотелось познакомиться с ним. Я считаю, нужно одеваться наперекор моде! Как его зовут-то хоть?

      – Никита. Разве что имя красивое.

      – Имя как имя. Кто он вообще, чем занимается? – не отставала Ленка: ей нужны были не эмоции, а факты.

      – Ну… Я так поняла, что все они в музыкальном училище учатся. На разных отделениях. Сакс играет на саксофоне. Никита – на гитаре. Еще с ним пришли Горшок, который играет на тубе, и Глеб-скрипач. Что такое туба – я не знаю.

      – Туба – это такая большая труба.

      – А ты откуда знаешь?

      – Я же тебе говорила, я в детстве в музыкальную школу ходила. Я скрипачка.

      – Ты – скрипачка? – поразилась Оля. – А почему я тебя со скрипкой ни разу не видела?

      – Потому что это такой адский труд… Представляешь, мне пять лет было, а меня заставляли сначала по часу в день играть, потом по два, потом по три… И так каждый день. Не удивительно, что лет в десять-одиннадцать меня уже тошнило от музыки.

      – И сейчас тошнит? – Оле так понравилось вчера, как играли на своих инструментах ее новые знакомые, что она даже представить не могла, что кого-то от музыки может тошнить.

      – Сейчас проверим.

      Ленка полезла куда-то на шкаф и вытащила слегка запыленный футляр, из которого ловко извлекла… маленькую скрипочку. И сама удивленно уставилась на нее.

      – Это же одна четвертая… – разочарованно протянула она. – Детская. А сейчас-то я могу уже на взрослой играть…

      – Сыграй что-нибудь! – взмолилась Оля.

      – Не могу я на этом играть! Да и потом, я же уже ничего не помню. Мне разыгрываться снова надо. Вспоминать.

      – Леночка, пожалуйста, разыграйся как-нибудь, поиграй мне!

      – Да… Сильно тебя разобрало. – Ленка, несмотря на Олины просьбы, убрала скрипку. – А остальные – такие же яркие, как Никита?

      – Да нет. Не такие, конечно, как Никита. Горшок, например, был во всем черном. Как и Вилли. Только очень мрачный. Как будто у него все умерли. А Сакс был в смешной желтой с синими цветами рубахе. Какой-то женской. Такие люди хорошие, талантливые, а так одеваются! Это же ужас какой-то.

      – Неформалы – что поделать.

      – Неформалы – это ужасно!

      – С каких это пор ты не любишь неформалов?

      Оля и сама задумалась: а с чего это вдруг она так невзлюбила неформалов? Она вспомнила про Машку Гаврилову – эмо. И про Стаса Верещагина – панка. Машка стала одеваться в черное и розовое еще года три назад, когда никто ничего – по крайней мере, в их школе – про эмо не знал, и над ней вся компания Гальки Сивцевой издевалась. Машка стойко держалась, объясняя, что она – эмо, слушает эмо-музыку и так далее, и тому подобное. Ее сторонились. А потом эмо вошли в моду, и на Машку стали смотреть с уважением. Только она уже избавилась от своей черной челки. «Теперь эмо-культура стала попсой», – сказала Гаврилова. Оля ничего не поняла, просто решила, что Машка наконец повзрослела.

      А Стас Верещагин, казалось, панком и родился. Сколько Оля