Бортовой журнал 3. Александр Покровский

вариант.

      А Серега очень устал, потому что был организатором, и на нем все это висело до последнего момента: продукты, корабль, согласование, пропуска, опять продукты и вино.

      Когда я прилетел в Самару, меня встречали Люда и Иваныч на машине. Сначала мы поехали за пропуском на Грушинский, а к ночи уже приехали к Сереге домой, где и застали этих двух страдальцев – Серегу и Амелина. Они, конечно, кушали.

      – Вы кушать будете? – спросили нас эти сволочи.

      Наевшись, мы с Людой подобрели ко всему сущему. Все сущее в этот момент решало, где я буду спать и где будет спать Амелин. Амелин звал меня с собой в новую квартиру, а Серега говорил ему, чтоб не только я, но и чтоб он тоже оставался ночевать – ему постелют на полу, ни одна кровать не выдержит его храпа, потому что нельзя же лезть за руль, если ты выпил.

      – Ты с ума сошел! – кричал Амелин. Когда Амелин разговаривает с Серегой, то он возмущается и кричит. – Я привык спать в своей квартире!

      Утром мы ему позвонили.

      – Ну? – сказал Серега.

      – Ты представляешь, – начал свой рассказ Амелин, – я спал в театре, потому что эта зараза соседка так закрыла наш предбанник, что я не смог в него попасть до трех ночи! Так и не попал! Поехал спать в театр! Представляешь?

      – Представляю! – сказал Серега. Народный артист в три часа ночи врывается в театр.

      А все потому, что он жить не может без театра – походит, походит по городу – и бегом назад в театр, назад к искусству, а все потому, что все это вокруг – театр, как утверждал один знакомый нам всем классик.

      Так что на Грушинском было весело.

* * *

      На севере люди если гуляют, то до утра, если трудятся – то это не вынимая; если ходят в море – то это триста дней в году.

      Или они пьют с утра до вечера, и ничего с ними не бывает, потому что те, у кого бывает, давно уже умерли. Так что с ними ничего не случается.

      А если и случается, то это что-то такое – сверхъестественное, космическое.

      Это место не для полумер. Тут все по полной мере и всегда с перехлестом.

* * *

      – Бабушка! – спросил я. – А что такое семья?

      Мне было пять лет, и на все мои вопросы отвечала бабушка, потому что все же работали.

      – Семья – это мы: твои мама, папа, я, ты и два твоих брата.

      – А правда, что «семья» означает, что это как «семь раз я»?

      – Ну, можно и так сказать, – задумалась бабушка. – Ведь мы же все друг другу родные люди. Мы очень похожи друг на друга, и можно сказать, что все мы как семь одинаковых людей. Правда, нас только шестеро. У нас нет дедушки, а в других семьях есть и дедушка. Вот и получается: папа с мамой, дедушка с бабушкой и три ребенка. Поэтому и «семь-я».

      – Но я же на тебя совсем не похож! – сказал я.

      – Как это не похож? – подвела меня бабушка к зеркалу. – Смотри – одно лицо!

      – Да нет же! – смутился я. – Ты же бабушка, а я – мальчик.

      – А мы похожи не потому, что я бабушка, а ты – мальчик. Мы давно живем вместе и понимаем, когда кому-то из нас тяжело или кто-то устал, и тогда мы просим всех