Зима мира. Кен Фоллетт

со всеми мужчинами. В глубине души ей было даже стыдно, что это ей так нравится. Ей нравилось целоваться даже с девчонками – в школе, где они неделями не видели мужчин.

      Он склонился к ней, и она почувствовала на губах его губы. Ее шляпа упала, и они оба хихикнули. Он тут же сунул язык ей в рот. Она расслабилась, наслаждаясь. Он любил все чувственные удовольствия, и ей нравилась его готовность к ним.

      Она напомнила себе про свою задачу. Все шло прекрасно, но ей нужно было, чтобы он сделал предложение. Достаточно ли ему будет поцелуя? Надо, чтобы он захотел большего. Часто, если у них было больше времени, чем несколько секунд, он начинал ласкать ее грудь.

      Многое зависело от того, сколько вина он выпил за ланчем. У него была страстная натура, но порою наступал момент, когда весь его пыл исчезал.

      Она покачнулась, прижалась к нему всем телом. Он положил руку ей на грудь, но на ней был широкий жилет из шерстяной ткани, и под одеждой он не нашел ее маленькую грудь. Он разочарованно застонал.

      Тогда его рука скользнула по ее животу – и под пояс болтающихся на ней брюк.

      Никогда еще она не позволяла ему трогать ее там.

      Вот только на ней была еще шелковая нижняя юбка и плотные хлопковые панталоны, так что он мало что мог почувствовать. Однако он положил руку ей между ног и крепко прижал. Несмотря на все слои одежды, она почувствовала острое удовольствие.

      Но отодвинулась от него.

      – Я слишком далеко зашел? – спросил он, тяжело дыша.

      – Запри дверь.

      – О господи… – Он пошел к двери, повернул ключ в замке и вернулся. Они снова обнялись, и он начал с того, на чем прежде остановился. Она коснулась его брюк, нашла через одежду напряженный пенис и сжала. Он застонал от удовольствия.

      Она вновь отодвинулась.

      По его лицу скользнула тень раздражения. Она вдруг вспомнила один неприятный случай. Однажды, когда она заставила одного мальчишку, Тео Кофмана, убрать руку со своей груди, он разозлился и обозвал ее кайфоломщицей. Она больше никогда с ним не встречалась, но почему-то ей было необъяснимо стыдно от этого оскорбления. И сейчас она испугалась, что Малыш тоже разозлится и скажет что-нибудь подобное.

      Но он взглянул на нее с нежностью и сказал:

      – Ты же знаешь, я от тебя без ума.

      Вот он, тот самый момент. Сейчас – или никогда, сказала она себе.

      – Нам не следует этого делать, – сказала она с сожалением, которое если и было преувеличенным, то ненамного.

      – Ну почему?

      – Мы ведь даже не помолвлены.

      Слово повисло в воздухе, и наступило долгое молчание. Для девушки это было равносильно предложению. Она следила за его лицом, с ужасом думая, что сейчас он испугается, отвернется, начнет бормотать извинения и попросит ее уйти.

      Он ничего не сказал.

      – Я хочу, чтобы тебе было хорошо… – сказала она, – но…

      – Я же так люблю тебя, Дейзи, – сказал он.

      Этого было недостаточно. Она улыбнулась ему и сказала:

      – Правда?

      – Безумно люблю.

      Она ничего не ответила, выжидательно