Зима мира. Кен Фоллетт

вы не разжиревший, Людвиг, а совсем чуть-чуть полноватый, – сказала она, похлопывая его по груди. Он рассмеялся.

      – Ну, сам напросился, – сказал он. Напряжение спало. Господин Франк взял микрофон и отдал Риттеру распоряжения.

      Карла была счастлива, что едет в машине с Вернером, и ей хотелось использовать время для разговора с ним наилучшим образом, но сначала она не могла придумать, о чем поговорить. На самом деле ей хотелось сказать: «Как ты думаешь, не захочется ли тебе, когда вырастешь, жениться на одной девочке с темными волосами и зелеными глазами, которая на три года младше тебя, но достаточно умна?» Наконец она спросила, указав на коньки:

      – У тебя сегодня матч?

      – Нет, просто тренировка после школы.

      – А на какой позиции ты играешь? – Она ничего не знала о хоккее, но в командных играх игрокам всегда отводились разные роли.

      – Я на правом фланге.

      – Это, наверное, довольно опасный вид спорта?

      – Да нет, если двигаться быстро.

      – Ты, должно быть, отлично катаешься на коньках?

      – Неплохо, – скромно сказал он.

      И снова Карла заметила, что мама смотрит на нее с загадочной легкой улыбкой. Не догадалась ли мама о ее отношении к Вернеру? Карла вновь почувствовала, что начинает краснеть.

      Тут автомобиль подъехал к стоянке возле школы, и Вернер вышел.

      – Всем – до свидания! – сказал он и через ворота вбежал во двор.

      Риттер повел машину дальше – вдоль южного берега Ландвейр-канала. Карла смотрела на груженные углем баржи, заметенные снегом, как горы. Она была разочарована. Она так старалась побыть с Вернером подольше, намекнула, чтобы их подвезли, – а потом потратила время впустую, на разговор о хоккее.

      А о чем бы ей хотелось с ним поговорить? Она не знала.

      Господин Франк сказал маме:

      – Я читал вашу колонку в «Демократе».

      – Надеюсь, вам понравилось?

      – Мне было прискорбно видеть, что вы пишете о нашем канцлере столь непочтительно.

      – А вы считаете, что журналисты должны писать о политиках почтительно? – оживилась мама. – Какой радикализм! Тогда нацистской прессе тоже пришлось бы отзываться о моем муже почтительно! И это им не понравилось бы.

      – Разумеется, я не имел в виду всех политиков, – раздраженно сказал Франк.

      Они пересекли площадь Потсдамер-плац. Там было плотное движение. В беспорядочной толчее автомобили и трамваи соперничали с пешеходами и экипажами.

      – Разве не лучше, когда пресса может критиковать всех одинаково? – сказала мама.

      – Прекрасная идея, – сказал он. – Но вы, социалисты, живете в мире иллюзий. А мы, практичные люди, знаем, что Германии не прожить на одних идеях. Людям требуется хлеб, обувь, уголь.

      – Я с вами полностью согласна, – сказала мама. – Я бы и сама рада иметь побольше угля… Но я хочу, чтобы Карла и Эрик выросли гражданами свободной страны.

      – Вы слишком высоко ставите свободу. Не она делает людей счастливыми. Им нужнее сильное руководство. Я хочу, чтобы Вернер, Фрида и бедняжка Аксель выросли