Смертельно прекрасна. Эшли Дьюал

улыбка. – Я с тобой пройдусь.

      – Мне ведь не пять лет, тетя Мэри.

      – Мне, знаешь ли, тоже, но я предпочитаю не ходить одна. И тебе не советую, – тетушка закрывает дверь и решительно подхватывает меня под локоть.

      В небе ни звезды. Мы шагаем по пустынным улицам, не успевшим еще остыть от дневной жары. Из открытых окон доносятся чьи-то голоса, веселая музыка, а я все пытаюсь осознать, что теперь здесь мой дом, но не получается. Этот городок совсем мне чужой, пусть и очень красивый.

      – По-моему, ты преувеличила, когда сказала, что здесь второй Детройт.

      – Я просто не хочу, чтобы ты бродила ночью одна по незнакомым улицам.

      – Ну, ладно, выкладывай: ты что, поджидала меня у порога?

      – Да тебя было слышно даже на улице, – усмехается тетя Мэри, и черные локоны каскадом падают с ее плеч.

      – Ну, мне еще не приходилось тайком убегать из дому.

      – О, я в свое время поставила рекорд.

      – И почему ты убегала? – Я с интересом разглядываю Мэри-Линетт. Она красивая. Если тетушка и сбегала из дома, то на свидания с плохими парнями.

      – По разным причинам…

      – Например?

      – Например, меня раздражали все эти многочисленные правила. Ты же знала бабушку… – Мэри бросает на меня понимающий взгляд и вновь улыбается. – С ней трудно было спорить.

      – Что за правила? – Я тоже почему-то усмехаюсь. – Вообще-то мама не говорила, что Силест держала вас в ежовых рукавицах.

      – Может, потому что твоей маме меньше всех доставалось. Знаешь, Реджина никогда не была любимицей в семье, но она всегда все делала правильно, и придраться к ней было невозможно. – Тетя Мэри тяжело выдыхает. В ее взгляде проносится целый ураган эмоций. – Она была хорошим человеком.

      – Да. – Я стискиваю зубы. – Была.

      – Знаешь, что самое смешное? Мы с Норин вечно ссорились с бабушкой, рвались на свободу, будто одержимые, а Реджина слушала ее. Всегда. Но именно она уехала из Астерии первой.

      – Как она решилась?

      – Влюбилась.

      – Серьезно?

      – Ну да. Встретила Лукаса, за глаза мы называли его Люк, и завертелось. Мне было тринадцать, когда ты родилась. Я мало что понимала. Но заметила, что твоя бабушка тогда будто выдохнула, словно с ее плеч свалился тяжелый груз. Она как-то успокоилась! Я не знала, в чем дело. А сейчас…

      – Сейчас знаешь?

      – Отчасти. – Тетя Мэри пожимает худыми плечами. – Извини, что я… говорю о Реджине…

      – Нет, что ты. – Энергично киваю я и прижимаюсь ближе. – Ты словно возвращаешь мне ее. Правда. Мне хочется тебя слушать.

      – Ты смелая, Ари.

      – Наверное… – Я вдруг чувствую, что в груди что-то покалывает. – Стоит отпустить маму, Лору, отца.

      – Если у тебя это получится, поделишься секретом, – горько улыбается Мэри-Линетт и вновь глядит на меня пристально. – Вряд ли кому-то удавалось избавиться от воспоминаний. В отличие от хороших плохие воспоминания остаются с нами надолго.

      Становится прохладно. Я поправляю волосы и оглядываюсь. На другой