Питерская Зона. Темный адреналин. Дмитрий Манасыпов

солнце на самых кончиках широких и убийственно твердых когтей твари. От дела…

      Шуршун тяжелый. Из чего народилась такая вот хрень… Урфин знать не знал. Да и знать не хотел. Вот куда ему стрелять – знал. Но ведь те самые патроны… м-да… Надежд у него было ровно две. На собственный, дорогой до неприличия и очень надежный комплект «ратник», спасавший не раз. И на то, что он продержится ровно до того момента, когда Баркас очухается. А, точно. Еще на то, что у Баркаса есть необходимые боеприпасы.

      Шуршун атаковал быстро. Так быстро, что Урфин едва успел подставить ствол, ударил прикладом, метя зверю в голову, пытаясь задеть правый глаз. Получилось как-то не очень.

      Тварь ударила боком, сбила его с ног, наподдав плечом и отбросив назад. Пришлось кубарем пролететь пару метров, становясь все ближе к треклятому «веретену», явственно гудевшему от накопленной и рвущейся наружу энергии. Шлем, не желающий улетать, крепко врезал по затылку, добавив мельтешения в глазах. Урфин как смог перекатился через себя, отбросив явственно хрустнувший АС, и лапанул кобуру. Одновременно подняв глаза и понимая, что не успеет. Совсем не успеет.

      Смерть ему выпала страшная. Такая, что врагу не позавидуешь. Охренеть просто…

      Крыса. Медведка. Броненосец. Смешать, взболтать, добавить лютости.

      Черные шарики глаз, слишком маленьких для такого огромного тела.

      Выпуклые темные шишки пластин, закрывающих все без разбора.

      И пасть.

      Пасть, раскрытая так сильно и широко, что в ней можно утонуть наполовину.

      Ревущая, брызжущая слюной и чем-то еще, несшаяся на Урфина, как локомотив.

      А застежка не поддавалась. Пасть летела. Пять, три, один метр…

      Когда ухо обожгло жаром, а пасть свернула в сторону, жутко взревев, Урфин сел на задницу. Совершенно обессилев и очень удивленный. Проследил взглядом за шуршуном, утекающим куда-то вдаль. Пока тот не взорвался. И пока Урфину на лицо не шлепнулся кусок требухи, разлетевшейся в радиусе метров двадцати. Только потом все стало ясно, и он оглянулся.

      Ровно для того, чтобы полюбоваться на Баркаса, скрипящего зубами от боли, но так и застывшего в позе старичка Роналду, давным-давно пробившего свой главный штрафной на двадцать-восемнадцать. Тот был такой же довольный, если Урфин правильно помнил свое детское огорчение.

      – Ногой?

      – Угу.

      Урфин сплюнул и попытался прикинуть, как такое возможно? Ну как можно вбить эту хренову чечевицу в глотку мутанту, а?

      Баркас ухмыльнулся.

      – Я в регби играл. Всю юность. И даже в спортроте служил сначала.

      О как. Оставалось только порадоваться за его любовь к буржуйским видам спорта. Ну а как еще?

      – Молодец, – похвалил напарника и встал. – Потопали домой?

      И потопали. Потому как больше идти некуда. И незачем, если вдуматься. Некоторым личностям хорошо только в таких местах.

      Опасность. Всегда и везде. Пахнущая, как и обычно, легко и узнаваемо. Потом, страхом, кровью, порохом, зверем и недавно точенной сталью.