Питерская Зона. Темный адреналин. Дмитрий Манасыпов

«МАЗ», рассекающего чуть ли не бампером серо-блестящий поток, гордо бурлящий вместо асфальта. Чудесный город, ничего не скажешь.

      Правда, после водки, само собой, водившейся у единственно правильных студентов страны, Питер воспринимался куда ярче и веселее. А перекур на балконе принес новые открытия. Оказывается, здесь все же есть солнце. И желание пошляться никуда не пропало.

      Ливануло точно после выхода из метро. Ехать с Черной речки в центр ради дождя даже не показалось глупым занятием. Водка творит чудеса, особенно когда тебе двадцать и ты все еще веришь во что-то чудесное.

      Случились и беседы во хмелю о философии Канта, прерываемые предложениями отправиться сигать на спор в Фонтанку, и совершенно дикое поджигание абсента в граненом стакане, и высокоинтеллектуальные девы, разбирающиеся одновременно в настоящем, то есть питерском, роке, работах Шагала и особенностях личной жизни.

      Урфин не помнил, как звали ту, у которой проснулся утром. Но почему-то, глядя на пелену, накрывающую город, очень хотел верить в то, что она выжила.

      Баркас ждал его в своей комнате. Суровый и собирающийся в ходку Баркас.

      – Нашел?

      Еще бы не найти, хотелось хмыкнуть Урфину, но было откровенно лень. Баркас явно находился не в духе, и мог возникнуть спор. Смысла спорить из-за ботинок не виделось.

      – Я тебе стволы успел проверить и смазать.

      – Спасибо.

      Урфин лег на койку напарника, зевнув. Баркас заметно занервничал.

      – И какого лешего?

      – Барк?

      – Чего?

      – Ты никогда не думал о чем-то другом?

      Баркас достал сигарету, прикурил и покосился на Урфина.

      – На Зону ходил пялиться?

      – Угу.

      – Ну и дурак… Тебе ж не рекомендуется. У тебя психика слабая.

      Психика… Да не психика ни фига. Урфин засопел.

      Да, когда ему вступало перед походом Туда идти и смотреть на Периметр с окрестностями, настроение падало ниже плинтуса. И хрена его оттуда достанешь. Как-то раз вставило, вот и отправился к психиатру, работавшему в госпитале Особого подразделения Периметра.

      Тот жутко любил поквасить с периодичностью раз в три недели с собеседниками из контингента сталкеров. К слову, врач никогда не сдавал их оперотделу. За это, то есть за компанию и умные беседы, психиатра бродяги уважали и старались наведываться к нему в промежутках между запоями. Отвести душу. Хотя, как было известно многим, лучше бы они этого не делали.

      Эскулап-мозгоправ обладал странным свойством – умел выпотрошить темную сталкерскую душу полностью и без остатка. Суровые бродяги, выходящие с черного хода госпиталя, сурово молчали и не менее сурово стискивали зубы на вопросительные взгляды встреченных коллег. Эдакая исповедальня для грешников, где вместо отпущения есть только его видимость. Но им хватало и этого.

      Урфин, как-то раз и на свою беду, решил забрести на огонек в одиноком оконце второго этажа. Момент выпал удачный, врач и