Лабиринт Мечтающих Книг. Вальтер Моэрс

вся моя жизнь и мои устремления, творчество, литературные награды и огромное число изданий значили меньше, чем рогалик к завтраку. Дешевая булочка из слоеного теста стала определяющей величиной в отношении жизни и смерти. В отношении моей жизни и моей смерти. Хлебопекарная смесь из ординарной муки, сахара, дрожжей и масла.

      И, несмотря на весь драматизм происходящего, меня это рассмешило. Вы, конечно, представляете себе, что это был не радостный и жизнеутверждающий смех, а всего лишь короткое горькое «Ха!» Но этого было достаточно, чтобы кардинальным образом изменить фатальную ситуацию в моей глотке.

      Благодаря смеху рогалик поднялся вверх и взял, так сказать, новый разбег на пути к желудку. На сей раз он без проблем проскользнул вниз и, как полагается, исчез в моем пищеварительном тракте. Сливки отправились за ним следом. Дыхательные пути освободились, я закашлялся, и из ноздрей вылетели остатки пищи. Теперь я мог беспрепятственно дышать.

      – А-а! – воскликнул я, как утопающий, который еще барахтается на поверхности. Кислороду! Случаются же в жизни невероятные вещи! Измученный и одновременно испытывающий неимоверное облегчение, я упал на кухонный стул и схватился за грудь. Мое сердце билось как пожарный колокол. Батюшки мои! Я был всего лишь на волосок от смехотворного конца! Как радикально мне чуть было не подпортил биографию этот проклятый рогалик:

      «Мифорез подавился рогаликом!»

      «Самого великого писателя Цамонии убило изделие из слоеного теста!»

      «Лауреат Ордена Вальтрозема, страдающий избыточным весом, найден мертвым в луже сливок!»

      «Колосс среди писателей Цамонии стал жертвой воздушного кондитерского изделия!»

      Я представлял себе заголовки так же отчетливо, как Лаптандиэль Латуда злобный отзыв крупного критика в ведущем издании Гральзунда. На моей могильной плите они наверняка бы высекли рогалик!

      И только когда я удосужился вытереть пот, я понял, что все еще держу в лапе письмо, глубоко впившись когтями в бумагу. Проклятая бумажонка! В огонь ее! Я поднялся, чтобы бросить листок в камин, но потом остановился. Минутку! Какая же фраза так меня взволновала? От всех этих событий я забыл ее. Я еще раз посмотрел на текст:

      Здесь начинается рассказ.

      Я опять сел. Я знал эту фразу, и вы, мои верные друзья и спутники, тоже знаете ее! И вы знаете также, какое значение имела она для меня, моей жизни и моего творчества. Кто написал это письмо? Нет, я не мог его просто сжечь, даже если оно едва не стало причиной моей смерти. Я стал читать дальше.

      Я изучил письмо снизу доверху, слово в слово, все десять страниц, исписанные убористым почерком. Что было в нем написано еще, кроме этой захватывающей вступительной фразы? На этот вопрос, друзья мои, можно ответить без труда двумя словами: почти ничего. По крайней мере, на этих десяти страницах не было ничего значительного, важного и глубокомысленного. Точнее, почти ничего.

      В нем была, правда, еще одна важная фраза, которая завершала всю