Рубайат. Трактаты. Омар Хайям

новые сенсационные находки и открытия надежда тоже плоха: Хайям не искал широкой известности, не составлял сам сборника своих поэтических опытов, более того, он писал:

      То не моя вина, что наложить печать

      Я должен на свою заветную тетрадь:

      Мне чернь ученая достаточно знакома,

      Чтоб тайн души своей пред ней не разглашать.

Перевод О. Румера

      Будем считать, что печать эта снята временем – ведь минуло уже около девятисот лет! И теперь независимо от стараний и суждений ученых знатоков любой читатель может сам формировать для себя образ Хайама – не запретишь! В этом – великая сила литературы, на этом зиждется ее бессмертие. Литература, поэзия жива, пока есть желание ее читать и перечитывать, размышлять над ней и решать те загадки, которые она перед нами ставит.

* * *

      В наш сборник включены 803 четверостишия. Это не значит, что число «достоверных» стихов возросло: просто они частично повторяются у разных переводчиков. Произведения наиболее известных переводчиков, сформировавших собственную концепцию, свой подход к творчеству Хайяма, публикуются блоками, но нумерация рубаи сплошная, сквозная – она ведь сделана для удобства отсылок и поисков внутри книги. Комментарии и всякого рода пояснения к публикуемым текстам даны в конце книги (см. Примечания и Глоссарий).

      Н. Кондырева

      Четверостишия

      Перевод Г. Плисецкого

      1

      Много лет размышлял я над жизнью земной.

      Непонятного нет для меня под луной.

      Мне известно, что мне ничего не известно! —

      Вот последняя правда, открытая мной.

      2

      Я – школяр в этом лучшем из лучших миров.

      Труд мой тяжек: учитель уж больно суров!

      До седин я у жизни хожу в подмастерьях,

      Все еще не зачислен в разряд мастеров…

      3

      И пылинка – живою частицей была,

      Черным локоном, длинной ресницей была.

      Пыль с лица вытирай осторожно и нежно:

      Пыль, возможно, Зухрой яснолицей была!

      4

      Тот усердствует слишком, кричит: «Это – я!»

      В кошельке золотишком бренчит: «Это – я!»

      Но едва лишь успеет наладить делишки —

      Смерть в окно к хвастунишке стучит: «Это – я!»

      5

      Этот старый кувшин безутешней вдовца

      С полки, в лавке гончарной, кричит без конца:

      «Где, – кричит он, – гончар, продавец, покупатель?

      Нет на свете купца, гончара, продавца!»

      6

      Я однажды кувшин говорящий купил.

      «Был я шахом! – кувшин безутешно вопил. —

      Стал я прахом. Гончар меня вызвал из праха —

      Сделал бывшего шаха утехой кутил».

      7

      Этот старый кувшин на столе бедняка

      Был всесильным вазиром в былые века.

      Эта чаша, которую держит рука, —

      Грудь умершей красавицы или щека…

      8

      Когда