Поэмы. Михаил Юрьевич Лермонтов

по ним струей златой,

      Напрасно их в немой печали

      Уста родные целовали…

      Нет! смерти вечную печать

      Ничто не в силах уж сорвать!

XIV

      Ни разу не был в дни веселья

      Так разноцветен и богат

      Тамары праздничный наряд.

      Цветы родимого ущелья

      (Так древний требует обряд)

      Над нею льют свой аромат

      И, сжаты мертвою рукою,

      Как бы прощаются с землею!

      И ничего в ее лице

      Не намекало о конце

      В пылу страстей и упоенья;

      И были все ее черты

      Исполнены той красоты,

      Как мрамор, чуждой выраженья,

      Лишенной чувства и ума,

      Таинственной, как смерть сама.

      Улыбка странная застыла,

      Мелькнувши по ее устам.

      О многом грустном говорила

      Она внимательным глазам:

      В ней было хладное презренье

      Души, готовой отцвести,

      Последней мысли выраженье,

      Земле беззвучное прости.

      Напрасный отблеск жизни прежней,

      Она была еще мертвей,

      Еще для сердца безнадежней

      Навек угаснувших очей.

      Так в час торжественный заката,

      Когда, растаяв в море злата,

      Уж скрылась колесница дня,

      Снега Кавказа, на мгновенье

      Отлив румяный сохраня,

      Сияют в темном отдаленье.

      Но этот луч полуживой

      В пустыне отблеска не встретит,

      И путь ничей он не осветит

      С своей вершины ледяной!..

XV

      Толпой соседи и родные

      Уж собрались в печальный путь.

      Терзая локоны седые,

      Безмолвно поражая грудь,

      В последний раз Гудал садится

      На белогривого коня.

      И поезд тронулся. Три дня,

      Три ночи путь их будет длиться:

      Меж старых дедовских костей

      Приют покойный вырыт ей.

      Один из праотцев Гудала,

      Грабитель странников и сел,

      Когда болезнь его сковала

      И час раскаянья пришел,

      Грехов минувших в искупленье

      Построить церковь обещал

      На вышине гранитных скал,

      Где только вьюги слышно пенье,

      Куда лишь коршун залетал.

      И скоро меж снегов Казбека

      Поднялся одинокий храм,

      И кости злого человека

      Вновь успокоилися там;

      И превратилася в кладбище

      Скала, родная облакам.

      Как будто ближе к небесам

      Теплей посмертное жилище?..

      Как будто дальше от людей

      Последний сон не возмутится…

      Напрасно! мертвым не приснится

      Ни грусть, ни радость прошлых дней.

XVI

      В пространстве синего эфира

      Один из ангелов святых

      Летел на крыльях золотых,

      И душу грешную от мира

      Он нес в объятиях своих.

      И сладкой речью упованья

      Ее сомненья разгонял,

      И след проступка и страданья

      С нее слезами он смывал.

      Издалека уж звуки рая

      К