Лихо ветреное. Ирина Волчок

на сиденье рядом с ним. – Не надо меня перевоспитывать! Ты-то сам святой, да? Вот где ты сейчас был? А? То-то… Ты думал, я не замечу? Слинял и не предупредил… Скотина ты, Пашенька. Лучшего друга бросил! И ради чего?..

      Павел молчал, во второй раз выруливая со двора казино, и соображал, в какую сторону надо поворачивать. Макаров тоже замолчал, вздыхая и цыкая зубом, и наконец сказал примирительно:

      – А за мной мог бы и не заезжать… Я бы и сам бы какнибудь бы… Куда мы сейчас? Прямо к тебе, что ли?

      – К тебе, – сухо ответил Павел, осторожно выбирая дорогу между выбоинами на асфальте. – Ты третий день в одном и том же ходишь. И пиджак дрянью какой-то заляпал. И галстук потерял.

      – Начина-а-ается! – с отвращением гнусаво пропел Макаров и демонстративно отвернулся. – Нянечка ты наша заботливая! Арина Родионовна… Ротный старшина… Блокфюрер поганый… А галстук я не потерял. Я его в карман спрятал, чтобы не потерять. А пиджак не дрянью заляпал, а ликером. Прекрасный ликер, между прочим, только дорогой, собака…

      – Я у тебя сегодня останусь, – прервал Павел макаровское бухтенье. – У тебя в холодильнике что-нибудь есть?

      – Нет, – виновато сказал Володька, подумал и с надеждой добавил: – Кажется, там банка консервов каких-то была еще. Ты правда останешься? Тогда я утречком в гастрономчик сбегаю пораньше. Честное пионерское! Проснусь – и погнал…

      – И во сколько же ты проснешься? – поинтересовался Павел с подчеркнутым сарказмом.

      – Опять двадцать пять, – обиделся Макаров. – Во сколько надо будет – во столько и проснусь. Хоть в шесть ноль-ноль. Без проблем. Еще вопросы есть?

      – Есть. – Павел подогнал машину к самому Володькиному подъезду, заглушил мотор и повернулся к Макарову: – Кто такой Серый, ты знаешь?

      Макаров таращил глаза, шлепал губами и молчал. Вмазать бы ему сейчас, паразиту… Если так дальше будет продолжаться – сопьется этот мерзавец, этот золотой человек, лучший, а может, вообще единственный настоящий друг Павла.

      – Ты это брось, – наконец заговорил Макаров озабоченным и совершенно трезвым голосом. – Ты не вздумай связываться… Не, я серьезно. Ты Зою провожал, да? Во черт, я ж не предупредил… Привык, что все и так знают: глазами смотри, а руками – не трогай, а то… Серый – убийца. Шесть лет отсидел. Вроде как превышение самообороны, я не знаю… Но три трупа – голыми руками. И еще четыре – на инвалидность. И на зоне, говорят, кое-кому шеи посворачивал, но это так, слухи. Там никто на него не настучал, и срок ему не добавили, так что, может, эти отморозки и сами как-нибудь шеи посворачивали, мало ли… Но здесь его боятся – прямо до поноса! Хотя он вроде никому ничего… Даже не угрожал. Да ему и не надо, все и так знают, что он и разбираться не будет, если что. Не понравишься – и найдут потом твой изящный труп со сломанной шеей…

      – Рэкетир? – прервал Павел тревожную скороговорку Макарова.

      – Да ты чё? – удивился тот и даже засмеялся. – Рэкета у нас практически нет, так, если только