Стихотворения и поэмы. Александр Трифонович Твардовский

свековали век свой у земли,

      И врать им нынче нет нужды особой, —

      Всё превзошли,

      А с поля не ушли.

      Дивиться надо: при советской власти —

      И время это не в далекой мгле —

      Какие только странности и страсти

      Не объявлялись на родной земле.

      Доподлинно, что в самой той России,

      Где рожь была святыней от веков,

      Ее на корм, зеленую, косили,

      Не успевая выкосить лугов.

      Наука будто все дела вершила.

      Велит, и точка – выполнять спеши:

      То – плугом пласт ворочай в пол-аршина,

      То – в полвершка,

      То – вовсе не паши.

      И нынешняя заповедь вчерашней,

      Такой же строгой, шла наперерез:

      Вдруг – сад корчуй

      Для расширенья пашни,

      Вдруг – клеверище

      Запускай под лес…

      Бывало так, что опускались руки,

      Когда осенний подведен итог:

      Казалось бы —

      Ни шагу без науки,

      А в зиму снова —

      Зубы на поло́к.

      И распорядок жизни деревенской,

      Где дождь ли, вёдро – не бери в расчет, —

      Какою был он мукою-муче́нской, —

      Кто любит землю, знает только тот…

      Науку мы оспаривать не будем,

      Науке всякой – по заслугам честь,

      Но пусть она

      Почтенным сельским людям

      Не указует,

      С чем им кашу есть.

      1965

      «Я знаю, никакой моей вины…»

      Я знаю, никакой моей вины

      В том, что другие не пришли с войны,

      В том, что они – кто старше, кто моложе —

      Остались там, и не о том же речь,

      Что я их мог, но не сумел сберечь, —

      Речь не о том, но все же, все же, все же…

      1966

      «Такою отмечен я долей бедовой…»

      Такою отмечен я долей бедовой:

      Была уже мать на последней неделе,

      Сгребала сенцо на опушке еловой, —

      Минута пришла – далеко до постели.

      И та закрепилась за мною отметка,

      Я с детства подробности эти усвоил,

      Как с поля меня доставляла соседка

      С налипшей на мне прошлогоднею хвоей.

      И не были эти в обиду мне слухи,

      Что я из-под елки, и всякие толки, —

      Зато, как тогда утверждали старухи,

      Таких, из-под елки,

      Не трогают волки.

      Увы, без вниманья к породе особой,

      Что хвойные те означали иголки,

      С великой охотой,

      С отменною злобой

      Едят меня всякие серые волки.

      Едят, но недаром же я из-под ели:

      Отнюдь не сказать, чтобы так-таки съели.

      1966

      «На дне моей жизни…»

      На дне моей жизни,

              на самом донышке

      Захочется мне

              посидеть на солнышке,

      На теплом пёнушке.

      И чтобы листва

              красовалась палая

      В наклонных лучах

              недалекого вечера.

      И