Путь на юг. Михаил Ахманов

бежали в неведомую даль, ярко-оранжевое светило повисло над чертой горизонта, в небе плыли облака. По-земному было часов семь, и бог знает сколько в этом мире. Он зевнул, растянулся на тощем тюфячке, покрывавшем жесткое ложе, и прикрыл глаза.

      Он пролежал так часа четыре, прислушиваясь к болтовне и азартным выкрикам в соседней, более обширной каюте – там, кажется, играли в кости. Это время не пропало даром: Одинцову удалось почерпнуть много нового и полезного. Теперь он знал, что окта включает восемь бойцов, ала – восемь окт, и ею командует аларх Рат, который не мог похвастать любовью подчиненных. Еще упоминалось какое-то более крупное соединение – пятая орда Береговой Охраны. Значит, он правильно догадался насчет «морской пехоты»! Ратники вполголоса ругали судьбу и некоего Айсора бар Нурата, полководца, по воле которого пятая орда плыла сейчас к северным хайритским берегам. Им, как и девушке Зие, путешествие казалось скучным, тем более что на обратном пути гордым воинам Айдена предстояло чуть ли не прислуживать наемникам. Видно, эти парни из Хайры являлись ценным товаром!

      За перегородкой раздался шум, быстрые шаги, лязг металла, грохот сбрасываемых на пол кольчуг. Одинцов встал. Похоже, его окта – неполная, семь бойцов, – вернулась с дежурства. Он набросил тунику, застегнул широкий пояс с кинжалом, сгреб монеты в ладонь. За стенкой уже звякали миски, гудели голоса, слышался бодрый тенорок Чоса. Одинцов откинул занавеску и перешагнул высокий порог.

      Дьявол! Он чуть не содрал скальп о притолоку! Хотя мог поклясться, что проем был не меньше двух метров высотой! Или он подрос со вчерашнего дня?

      В обширном низком помещении наступила тишина. Тут было с полсотни лежанок, точно таких же, как в закутке Одинцова. Семь ближайших занимала его окта, еще столько же, у противоположной стены, тоже выглядели обитаемыми. Между ними темнел узкий занавешенный проем – видимо, он вел в маленькую каютку второго октарха. Двери, что выходили на палубу, были широко распахнуты, и яркий солнечный свет золотил гладкое дерево обшивки.

      Семь пар глаз уставились на Одинцова. Крепкие невысокие парни, с рыжими или соломенными волосами, босые и голые по пояс. Сброшенные кольчуги и шлемы валялись на топчанах; на полу стоял дымящийся котел.

      Опустившись на ближайший лежак, Одинцов стукнул кулаком по войлочной подушке и высыпал в ямку горсть монет.

      – Это за вчерашнее… – Потом кивнул Чосу: – Разливай!

      Ели в мрачном молчании, но с аппетитом – мясное варево с кореньями и овощами было пряным, густым и не оставляло желать лучшего. Покончив с едой, Одинцов встал и направился к двери. На пороге остановился, бросил Чосу:

      – Пойду прогуляюсь. Раздели. – Он показал на монеты.

      В неясной ситуации лучше поменьше говорить, побольше слушать и смотреть. Временная амнезия не пугала Одинцова, но слишком многое из случившегося вчера было непонятным, удивительным и потому внушающим опасения. С какой стати рыжий Рат назвал его хайритским отродьем, а почтенный