Билет до Луны. Светлана Лабузнова

социолог – переводчик по специальности.

      Американцы

      Американцы нагрянули к нам в середине весны. Наш город в это время радовал жителей многочисленными лужами в дырках асфальта, кучей мусора, выползшего из-под грязно-серой кромки сугробов, невзрачными перезимовавшими домами и букетами подснежников на рынках в руках у старушек. В нашем весеннем городе группа веселых американцев смотрелась совершенно чуждо – как орхидея на помойке. Но нельзя сказать, что их приезд потряс основы нашего бытия. Мы к гостям были почти привыкшие – иностранцами, как таковыми, нас не удивишь. До приезда этих американцев нас навещали немцы.

      Немецкие господа, как оказалось, народ любопытный. Ходили, рассматривали всё с немецкой дотошностью. В нашей группе, в углу на лестничном пролете, стояла коряга – большая такая, покрытая лаком. Стояла она не просто так, а прикрывала своими сучковатыми лапками щербатый угол. Об нее вечно все спотыкались, особенно вечерами, когда выключали свет. Вспоминали при этом и чертову бабушку, и мать вашу – видимо, мать ВД (Веры Дмитриевны). Пару раз пробовали ее выкинуть, но она снова появлялась на прежнем месте.

      – Какого лешего?.. Кто ее обратно принес?!

      Судя по голосу, на корягу напоролась Лена, наша воспитательница. Они вчера вдвоем с ночной нянечкой тайно от ВД приговорили деревяшку к изгнанию в мусорный контейнер. Да только хранительница коряги принесла свою любимицу обратно, узрев выпирающее из мусорного бака лесное чудище. ВД прозвали у нас Водянкой. Вряд ли придумавший прозвище знал, что водянка – это весьма и весьма нехорошая штука. Вера Дмитриевна была роста маленького, суховатая, как та коряга. Но погоняло приклеилось к ней намертво.

      Так вот, что немцы… Бюргеры остановились на лестнице, лопоча что-то по-своему. Переводчиком была наша новенькая социолог. Пока немцы лопотали на родном языке промеж собой, она демократично помалкивала. Гостям, по русскому обычаю, не только соль, но и хлеб поднесли. Точнее, пирог яблочный. Гости надарили нам шариковых авторучек. Алаверды, так сказать, за знакомство и обмен бесценным опытом. И всё удивлялись: «Вы, русские, такие бедные, а любите угощать. У нас гостей встречают скромно». Вот и пойми их: то ли рады гостеприимству, то ли осуждают.

      – Лен Ванна, а что там немчура все гуторила на своем?

      – Язык лучше учите. Любопытные. Знали бы – перевели.

      – Ну скажите! О чем они там в углу, перед корягой, трещали? Небось партизан напомнила наша громадина?

      Под дружный гогот над Димкиной шуткой Елена Ивановна, махнув рукой, объяснила, что гости отметили, что у нас «все дырки чем-то прикрыты: либо салфетками, либо вот такими деревьями». И правда, ремонта у нас не было давно. Вот дыру в нише и закрыли вязаной салфеткой, придавив ее расписным глиняным горшком с геранью. То ли немцы так герань любят, то ли салфетки, то ли роспись неизвестного кустаря, аляповато раскрасившего горшок, привлекла их взоры, но огрехи ремонта, а вернее, его отсутствие они заметили. Ведь зачем-то