Катализ. Ант Скаландис

Цанев.

      – Молчи, эскулап. Вы, медики, все людоеды. По определению.

      А Женька ничего не говорил. Женька вспоминал трюм с отрубленными руками и представлял себе другой трюм – полный консервных банок с сосками, нарезанными с шестнадцатилетних девочек… Мелькнула идиотская мысль: сколько же должно стоить такое блюдо? Это ведь даже не соловьиные язычки… Он вспоминал отрезанные руки и чувствовал, что весь роскошный ужин может очень скоро оказаться где-нибудь в невероятно чистом сортире со свежайшим воздухом.

      – Очнись, Евтушенский! – толкнул его в бок Цанев. – На вот, выпей.

      Рюмка водки пошла на пользу. Тошнота отступила. Но пришел страх.

      Мир, в который они попали, был до жути чужим. И коварным. Он расставлял повсюду потрясающе хитрые ловушки с восхитительными приманками в виде примитивных соблазнов, в виде красоты и любви, в виде тепла и уюта, в виде таинственно воскрешенных воспоминаний прошлого. Но на поверку он, этот мир, оказался гадким, грязным, уродливым. Мир, где царила бессмысленная жестокость, разврат, каннибализм и равнодушие к смерти.

      Женька порадовался, что наконец-то в голове его зашумело, потому что шум этот все-таки заглушал страх и вместо страха вылезало что-то другое: ясность, злость, даже радость. И поперли стихи.

      Именно поперли, грубо расталкивая все и вся, и Женька забормотал:

      Братцы, невыносимо!

      Встань из могилы, Брусилов,

      Чтобы со мною вместе

      Жрать запеченные в тесте

      Руки людей Земли…

      – Все, привет, – сказал Цанев. – Евтушенский допился.

      – Напротив, – возразил Женька. – Я очень ясно соображаю. И я им сейчас прочту.

      – Что, это? – спросил Цанев.

      – Нет. «Мой апокалипсис».

      – Ну, давай, – сказал Цанев.

      – Пусть прочтет, – заметил Эдик, – я думаю, это будет интересно.

      Черный промолчал. Видно, считал, что все это не всерьез.

      А Женька встал и пошел к сцене, где в это время ребята из ансамбля настраивали свою аппаратуру, вспрыгнул к ним и сразу стал заметен в своих ярко-красных штанах из полиэстера и черном свитере грубой шерсти. Он ухватился за первый попавшийся микрофон и сообщил:

      – Буду читать стихи.

      Раздался свист и одобрительные возгласы. Пополам. Ребята из ансамбля бросили свои дела и оглянулись на Женьку.

      – Андрей Евтушенский. «Последнее предупреждение», – объявил тот. И добавил после паузы. – Исполняет автор.

      Потом он начал.

      Я – поэт уходящего

      Полудохлого мира.

      Я – проклятье ходячее.

      Я – ходячая мина

      С часовым механизмом.

      В сердце тиканье слышу!

      Что, брат мир, к коммунизму

      Навострил свои лыжи?

      И весь ресторан «Полюс» затих. Ресторан насторожился. Женьку слушали. «Будетляне» слушали Женьку.

      Коммунизм – это дело,

      Если дружно и разом.

      Но Земли нашей тело

      Разъедает проказа.

      Прокаженных не