.

ей пел, а она улыбалась…

      – И?

      – Но ты знаешь – я плохо пою.

      – Да.

      – Потом я опустил весла и смотрел на нее.

      – Эге?

      – Смотрел, говоря про себя: «Вот я, молодой и сильный, а тебе – скучно, полюби меня и дай мне жить хорошей жизнью!..»

      – Ей – скучно?

      – Кто ж поедет в чужую страну, если он не беден и ему весело?

      – Браво!

      – «Обещаю именем девы Марии, – думал я, – что буду добр с тобою и всем людям будет хорошо около нас…»

      – Экко! – воскликнул старик, вскинув большую голову, и засмеялся басовитым смехом.

      – «Буду верен тебе всегда…»

      – Гм…

      – Или – думал: «Поживем немного, я буду тебя любить, сколько ты захочешь, а потом ты дашь мне денег на лодку, снасти и на кусок земли, я ворочусь тогда в свой добрый край и всегда, всю жизнь буду хорошо помнить о тебе…»

      – Это – не глупо…

      – Потом, к утру – думал уже – что, пожалуй, ничего не надобно мне, не нужно денег, а только ее, хотя бы на одну эту ночь…

      – Так – проще…

      – На одну только ночь!..

      – Экко! – сказал старик.

      – Мне кажется, дядя Пьетро, что маленькое счастье – всегда честнее…

      Старик молчал, поджав толстые бритые губы и пристально глядя в зеленую воду, а юноша тихонько и печально запел:

      О, солнце мое…

      – Да, да, – вдруг сказал старик, покачивая головой, – меленькое счастье – честнее, а большое – лучше… Бедные люди – красивее, а богатые – сильнее… И так всё… всё так!

      Шуршат и плещут волны. Синие струйки дыма плавают над головами людей, как нимбы. Юноша встал на ноги и тихо поет, держа сигару в углу рта. Он прислонился плечом к серому боку камня, скрестил руки на груди и смотрит в даль моря большими главами мечтателя.

      А старик – неподвижен, он опустил голову и, кажется, дремлет.

      Лиловые тени в горах становятся гуще и ласковее.

      – О, солнце мое! – поет юноша…!

      Родилось солнце

      Еще прекрасней,

      Еще прекраснее, чем ты!

      О, солнце, солнце!

      Свети на грудь мою!..

      Звенят веселые зеленые волны.

      VII

      На маленькой станции между Римом и Генуей кондуктор открыл дверь купе и, при помощи чумазого смазчика, почти внес к нам маленького кривого старика.

      – Очень стар! – в голос сказали они, добродушно улыбаясь.

      Но старик оказался бодрым; поблагодарив помогавших ему жестом сморщенной руки, он вежливо и весело приподнял с седой головы изломанную шляпу и, оглянув диваны зорким глазом, спросил:

      – Позволите?

      Ему дали место, он сел, вздохнул облегченно и, положив руки на острые колени, добродушно улыбнулся беззубым ртом.

      – Далеко, дед? – спросил мой товарищ.

      – О, только три станции! – охотно ответил кривой. – На свадьбу внука еду…

      И через несколько минут словоохотливо рассказывал под шум колес поезда, качаясь, точно надломленная ветвь в ненастный день:

      – Я – лигуриец, мы все очень крепкие, лигурийцы. Вот