Фаталист. Виктор Глебов

протянул князь. Побарабанил пальцами по столу. – Я так полагаю, переубеждать вас бесполезно?

      – В другой раз я бы помог, не задумываясь, – сказал Печорин. – Но не сейчас.

      Михаил Семенович тяжело вздохнул и открыл верхний ящик стола.

      – Не хотел я прибегать к этому способу, – сказал он, и видно было, что не врет: действительно сожалеет. – Однако не остается ничего иного.

      Григорий Александрович нахмурился: тон князя ему не понравился. Он взглянул на тонкую папку, которую положил перед собой градоначальник.

      – Здесь, голубчик, кое-что на вас имеется, – сказал Михаил Семенович, прижав листки пальцами. – И серьезное.

      – Что же, интересно? – сухо спросил Печорин, который терпеть не мог, когда им пытались управлять.

      – Ничего за собой не числите?

      – Не знаю, что вы имеете в виду, Михаил Семенович.

      Однако внутри заскребли кошки: неужто пронюхали?!

      – Знаете, Григорий Александрович, и преотлично знаете, – сказал князь и открыл папочку. – Вы ведь недавно в Пятигорске?

      – Недавно.

      – И на пути своем изволили останавливаться в доме некоей Андроновой?

      – Андроновой?

      – Старуха. С дочкой и сынком жила. Слепой мальчонка, вы не могли не запомнить, – глаза князя сверлили Печорина.

      Отпираться было бессмысленно.

      – Я не знал ее фамилии, – проговорил Григорий Александрович.

      – Вспомнили, стало быть. Ну, тогда мне не нужно объяснять, что в этих документиках? – Градоначальник любовно погладил листки. – Конец всему. Карьере, положению. Ваша петербургская история по сравнению с этим – пшик!

      Уж и про историю знает! Григорий Александрович почувствовал, как лицо наливается кровью.

      – В общем, уговор такой. – Князь накрыл папку ладонью. – Либо вы мне сыщете душегуба, либо пойдете на каторгу. И не посмотрят, что дворянин, уж поверьте мне. Не таких отправляли.

      Григорий Александрович сделал глубокий вдох. Не помогло. Сделал еще один, потом другой. Сердце билось часто, но нельзя было этого показать.

      Скандал, лишение дворянства – ерунда! Этого Печорин нисколько не боялся. Но если его арестуют, от дела, ради которого он приехал в Пятигорск, придется отказаться. Это нарушит всего его планы. Нет, допустить подобное он решительно не мог!

      Григорий Александрович заставил себя улыбнуться, как мог беззаботно.

      – Вернер – это кто? – спросил он.

      – То-то! – обрадовался князь. – Другое дело. Папку эту я спрячу. Как убийцу найдете, так я вам ее презентую. А Вернер – это доктор наш местный. Немец из Николаевской колонии. Вернее, папаша его был оттуда, а этот уже пятигорский.

      – Что за колония?

      – Неужто не слышали? – удивился князь. – У нас тут три колонии инородцев. В начале века в окрестностях поселились выходцы из Шотландии, а потом немцы основали Каррас. Там в основном из Поволжья живут. А в 1819 году появилась Николаевская колония, тоже немецкая. И еще в окрестностях Верблюда – это гора такая – поселились итальянцы. Выращивают виноград, ну и гонят свои