Яд и корона. Морис Дрюон

Робер Артуа слегка захмелел, голова у него была ясная. Он с умыслом щедро угощал баронов вином, приглашал к ним девиц, широко тратил деньги. Так он утолял свою злобу и заодно устраивал свои дела.

      – Благородные сиры, благородные мои друзья, первый наш долг – война за короля, чьими верными вассалами являемся мы все и который, ручаюсь вам, удовлетворит все ваши справедливые требования. Но когда война закончится, мой вам совет, мессиры, не складывайте оружия. Вам представился удачный случай – вы собрали войска, и все ваши люди с вами; возвратясь в Артуа, пройдитесь по всему краю и отовсюду изгоняйте людишек Маго, секите их всенародно на городских площадях. А я окажу вам поддержку в Королевском совете и, если потребуется, вновь начну процесс в суде, который вынес неправильное решение; и я обещаю вернуть вам старые обычаи, как во времена наших отцов.

      – Будет по-вашему, мессир Робер, будет по-вашему! – Суастр широко раскинул руки. – Поклянемся же не разлучаться, пока не удовлетворят наши просьбу и пока любимого нашего сира Робера не вернут нам в графы! – завопил он.

      – Клянемся! – подхватили бароны.

      За сим последовали крепкие объятия и вновь рекой полилось вино; зажгли факелы, потому что день уже клонился к вечеру. Робер Артуа чувствовал, как по его огромному телу волнами разливается радость. Лига графа Артуа, которую он тайком сколачивал в течение долгих месяцев, наконец-то набиралась сил.

      В эту минуту в шатер вошел конюший.

      – Ваша светлость Робер, всех военачальников требуют на совет к королю, – произнес он.

      Едкий чад факелов смешивался с пронзительными запахами кожи, пота и мокрого железа. Большинство вельмож, сидевших вокруг короля, не мылись и не брились уже целых шесть дней. Никогда еще так долго они не оставались без омовений. Но грязь – вечная спутница войны.

      Коннетабль Гоше де Шатийон повторил перед всеми военачальниками свое донесение относительно плачевного состояния армии.

      – Сеньоры, вы выслушали коннетабля. Я желаю узнать теперь ваше мнение, – сказал Людовик Х.

      Натянув на колени кафтан голубого шелка, Карл Валуа заговорил своим обычным приподнятым тоном:

      – Я уже высказал вам свое мнение, государь, мой племянник, и повторяю его всем прочим: мы не должны впредь оставаться в этом гиблом месте, где все подвержено порче – и человеческие души, и лошадиная шерсть. Бездействие причиняет нам не меньше вреда, чем дождь…

      Он замолк, ибо король повернулся к Матье де Три и шепнул ему что-то – просто приказал принести драже. Людовику постоянно требовалось что-то жевать и грызть.

      – Продолжайте, пожалуйста, дядя!

      – Необходимо завтра еще до зари перебраться на новое место, – продолжал Валуа, – найдем переправу через реку, бросимся на фламандцев и еще до вечера опрокинем им.

      – Но ведь люди остались без еды, а кони – без фуража, – возразил коннетабль.

      – Победа наполняет желудки не хуже