Игры падших. Сергей Юрьев

на обломке бетонного блока. Буй-Котяра разложил крохотный костерок перед семью крохотными идолами и уже собирался вырвать из бороды пару волосин, чтобы принести их в жертву Седьмице, но тут же почувствовал боль в спине, как будто кто-то невидимый огрел его с размаху берёзовым поленом. Откуда-то издалека донеслась оглушительная сирена, и громче неё был только звон подкованных каблуков по железному помосту. Он понял, что влип, и самое лучшее, что сейчас можно было сделать, – потерять сознание, тогда бить не будут, а если и будут, то не сразу – обождут, пока очнётся.

      – Попался, скотина, – умиротворённо заявил рослый стражник в меховом бушлате, тыкая ему в спину стволом карабина. – В третий раз попался. А предупреждали тебя, скотина, что с тобой будет, если в третий?!

      Предупреждали… Неделя карцера, урезанный паёк до конца месяца и никаких посылок. На полном-то пайке недолго ноги протянуть, а уж на половинном уж точно до настоящих холодов не дожить. Может, оно и к лучшему, чем так мучиться…

      – Вставай. Уснул что ли?!

      Может, и вправду, прикинуться? Нет – штыком проверять будут. До смерти не заколют – не положено, да только здесь любая царапина гнить начинает. Всего три недели прошло, как здесь, а кажется, что иной жизни и не было никогда. Не было скита в глухих лесах, не было узкой извилистой тропинки, по которой раз пять или шесть в году из чужого мира приходили последние дети древних богов… Уже не верится, что там, перед высоким крыльцом дома Кудесника, полукругом стоят милые сердцу Кумиры – сёстры-близнецы Жива и Навь, одна дающая жизнь, другая отпускающая из жизни, Даж, Прах, Чур и Волос, владыки четырёх стихий, и Род, владыка времени и продолжения жизни…

      – Долго ещё на карачках стоять будешь? – Стражник, тот, что пониже ростом и с крысиными усиками, не дождавшись ответа, хватил его прикладом по пояснице, и руки соскользнули с края бетонного обломка, на котором догорал крохотный жертвенный костёр.

      Последний язычок пламени коснулся бороды, и в нос ударил душный запах палёного волоса. Значит, жертву всё-таки удалось принести, и те муки, которые придётся вскоре принять, будут не напрасны.

      – Вдарь ему ещё раз, – посоветовал усатый рослому, поглаживая ствол карабина.

      – Нет уж. Тогда придётся его сразу в лазарет тащить, а он, поди, об этом только и мечтает.

      Лазарет отличался от жилых бараков только тем, что там стоял стойкий замах карболки, вместо нар – полтора десятка железных кроватей, а ватные свалявшиеся матрацы были прикрыты замызганными простынями. Старший фельдшер, престарелый поручик медицинской службы, запрещал топить стоявшую в углу буржуйку, утверждая, что холод способствует личной гигиене пациентов – вши и микробы вымерзают, и лучшего способа дезинфекции никто ещё не придумал.

      Просить пощады бесполезно. За малую мзду стражники вполне могли бы сделать вид, что ничего не было, но дать-то им нечего – всё, что с собой было, и немного денег, и золотую серьгу, отобрали ещё на станции, в местной комендатуре, пообещав не писать в протокол задержания, что он пытался скрыться с места