«Детский мир: правда и вымысел». Вадим Панов

ельной программе фестиваля я получил довольно много писем от удивленных друзей и читателей, которые спрашивали, почему семинар будет посвящен «Детскому миру»? Но если изначально заявленная тема вызвала недоумение, то сейчас, уверен, многие из вас уже поняли, почему я решил поговорить об этой литературе: примерно месяц назад увидела свет книга «Ириска и Звезда Забвения», написанная в новом для меня жанре фэнтези для подростков. Работа над этой книгой стала своего рода вехой – не побоюсь этого громкого слова, – и многому меня научила. Точнее, мне многому пришлось научиться, и теперь я хочу поделиться впечатлениями, которые остались от работы, и приобретенным опытом.

      Вопрос: Какой был мотив перехода к литературе для подростков?

      В.П.: Во-первых, пришло время. За свою карьеру я писал книги на самые разные темы: фэнтези, городское фэнтези, киберпанк, стимпанк, современная мистика, постапокалипсис, и, как мне кажется, новое направление стало естественным продолжением поиска. Во-вторых, это действительно интереснейшая тема и настоящий вызов для писателя, потому что, на мой взгляд, самая сложная из существующих литература – для детей. Сложнее нет по целому ряду причин, и о некоторых из них мы сегодня поговорим. В-третьих, я взялся за работу, будучи основательно подготовленным, ведь книга об Ириске родилась из долгих сказок на ночь, из не связанных друг с другом историй, а некоторые из них рождались, что называется, «на ходу»: в машине во время долгого путешествия, в поездках или на пляже; родилась из персонажей, о которых меня просили рассказывать снова и снова. Вокруг меня постепенно накапливались законченные эпизоды, полностью описанные персонажи, эпизоды, которые складывались в сюжет, и оставалось лишь связать их крепкой нитью.

      Таким был мой путь в «детскую лигу». А теперь давайте приступим к семинару.

      Кто ты, читатель?

      Этот первый момент я выделил еще до начала работы, понял, что впервые в жизни обращаюсь к конкретной аудитории. «Ириска» – «семейная» книга, ее читают и взрослые, и подростки, но в первую очередь – подростки, и это обстоятельство я не мог игнорировать и постоянно держал его в голове. И если при работе над «взрослыми» книгами я показываю тестерам уже законченные версии, то при написании «Ириски» приходилось советоваться с будущими читателями начиная с самых ранних этапов, чтобы выяснить, понятна ли им история, сюжетная канва, мотивация персонажей и многое-многое другое. В том числе – понятны ли им слова, которые используются в тексте. Мы, взрослые, не задумываемся над тем, как много на самом деле знаем, помним или же просто понимаем. Наш лексикон формировался годами, у нас в голове огромный массив информации, к которому идет постоянное обращение, многие слова мы используем «по умолчанию», абсолютно точно зная их смысл, и напрочь позабыли о том, как некогда узнавали значения слов и понятий. Сейчас мы считаем их элементарными, не стоящими нашего внимания, а они, оказывается, совершенно непонятны детям. Соответственно, приходилось внимательно выискивать такие слова и либо давать разъяснения в тексте, либо делать сноску с определением.

      Вопрос: Какие слова, например?

      В.П.: Разные и иногда – совершенно неожиданные для меня. Например, «нокаут». Не могу назвать себя записным драчуном, но это слово знаю с раннего детства, уже в первом классе мы с ребятами азартно обсуждали бокс, ну и уличные столкновения у нас, разумеется, были, куда же без них. Так что слово в повседневных разговорах звучало довольно часто. А вот многие девочки, как выяснилось, понятия не имеют, что оно означает, и этот факт стал для меня большим сюрпризом.

      То есть приходилось обращать внимание не только на те слова, которые дети и подростки могут не знать в силу возраста, но и учитывать гендерные отличия, определять, что понятно мальчикам, а что – девочкам.

      Вопрос: А не легче было перенять для книги сленг современных подростков?

      В.П.: Легче, разумеется, но какой в этом смысл? Сленг – это поветрие, он быстро приходит и быстро уходит. У каждого поколения детей есть свои особые словечки, присказки и обороты речи. Например, те слова, которые я употреблял, будучи подростком, мои дети практически не используют, для них они звучат очень странно, а значения некоторых наших общепринятых оборотов они даже не понимают. И это нормально: время тех слов прошло, поколение сменилось, даже мир вокруг изменился и теперь «рулят» абсолютно другие термины. Такова жизнь. Если немного отвлечься, то можно сравнить это со стилем письма: в XIX веке романы писались долго, и они были толстыми. Эта традиция сохранялась примерно до середины ХХ века, но постепенно размывалась, и теперь толстый роман на двадцать и более авторских листов – большая редкость. Или другой пример: советская литературная школа породила не только великих писателей, таких как Шукшин, Распутин, Астафьев, но и множество авторов, тяготеющих к уныло-официозному стилю, которым нелепо писать книги для современных читателей. Поэтому использование текущего сленга бессмысленно: через пару лет от него останется в лучшем случае два-три всем понятных и доросших до общеупотребительного уровня слова, как это произошло с некоторыми выражениями «олбанского языка» и прочих «модных течений».