Мой сумасшедший папа. Ирина Андрианова

черноглазый мальчик и с любопытством смотрел на меня.

      – A-а, как же, как же! – обрадовался папин новый клиент. – Вот, передай отцу, – он протянул конверт, – и скажи, что всегда с нетерпением его жду. Передашь?

      – Конечно, – ответила я. – До свидания.

      – До свидания. – Профессор услужливо открыл мне дверь.

      За мной вышел из квартиры мальчик, успев у порога сунуть профессору свой конверт, а профессор совершенно иным тоном, чем тем, с которым обращался ко мне, буркнул ему:

      – До среды, ровно в четыре.

      – Ага, – ответил мальчик. Голос его оказался приятным, уже сломавшимся, низким, бархатным, – благородный такой голос.

      Мы пошли гуськом, один за другим по лестнице. Она была широкой, просторной, старинной, с множеством окон – хоть пляши на ней, хоть пой, хоть спокойно гроб разворачивай. Почему я вспомнила про гроб? Наверно, потому, что старушки, сидящие перед моим подъездом, время от времени обсуждали эту животрепещущую тему: как их скорбные гробы станут разворачивать на тесных лестничных площадках – вон Марью из Солнцева перевернули между вторым и третьим этажами: узко…

      – Эй, слышь! – окликнул меня мальчик. – Откуда твой отец знает Сулеймана?

      Я тут же догадалась, что «Сулейман» – от профессорской фамилии Сулейкин.

      – От верблюда! – огрызнулась я, но почему-то, поразмыслив, решила удостоить высокого мальчика интригующей информацией: – Сулейкин – профессор, а мой папа – членкор. Этот Сулейкин от него зависит, вот взятку давал: мол, замолвите за меня словечко в Академии наук.

      – Покажи взятку, – сказал мальчик, поравнявшись со мной.

      Мы не шли, а парили по светлой, шикарной лестнице.

      – Смотри. – Я небрежно открыла конверт. Там лежала смятая двадцатипятирублевка – месячный заработок папы у профессора Сулейкина.

      – Нежирно! – усмехнулся мальчик.

      – На чай папе хватит. Или мне – на шпильки.

      – Тогда давай купим тебе шпилек на все, – предложил мальчик.

      Его черные глаза смеялись, он не верил ни мне, ни папе-членкору, ни взятке, ни шпилькам.

      Тут меня будто бес щипнул.

      – А пошли! – выкрикнула я, и у меня похолодело под ложечкой. – Пошли по магазинам!

      – Во командирша! – сказал мальчик. – Не ори так, я согласен.

      – Как тебя зовут? – спросила я.

      – Чёрт, – ответил он, и снова его черные глаза засмеялись.

      До сих пор я не знаю его настоящего имени, не знаю и фамилии, но то, что его кличка была действительно Чёрт, – это сущая правда, он тут не соврал.

      Мы распахнули тяжелую доисторическую дверь светлого подъезда и вышли на весеннюю улицу. Она показалась мне грязнее и уже торжественных лестничных пролетов.

      Конечно же мы не двинули по многолюдным магазинам, а закатились в ближайшее кафе-мороженое и там благополучно проели пятнадцать рублей из папиного заработка. Чёрт уже так освоился со мной, что когда официант принес сдачу десять