Мир без Солнца. Алексей Калугин

Найдешь сержантские нашивки, Гамлет?

      Десантник коротко кивнул.

      – Будем считать, что в сложившейся ситуации я имею право присваивать воинские звания. Поздравляю вас с назначением на новую должность, сержант Голомазов.

      – Понял, что нужно делать, сержант? – спросил у десантника Кийск.

      Гамлет кивнул.

      – Выполняй.

      Отдав честь мадам Стайн, Гамлет направился к выходу.

      – Постой, Гамлет, – Кийск взял со стола маркер и кинул его десантнику. – Пометь всех своих подчиненных.

      Гамлет сунул маркер в нагрудный карман и вышел за дверь.

      Стайн присела на угол стола.

      – Как будто с основными делами разобрались? – спросила она, обращаясь одновременно ко всем присутствующим.

      – Смотря что вы относите к данной категории, мадам Стайн, – ответил ей Леру. – Мне, например, хотелось бы услышать какие-нибудь соображения по поводу того, как мы будем отсюда выбираться. Или мы собираемся основать здесь колонию и начать на новом месте новую жизнь?

      – А я хотел бы знать, где сейчас находится другая половина станции, – сказал Газаров.

      – Да где угодно! – фыркнул Леру. – Какое это имеет значение?

      – Если другая половина станции вместе с людьми осталась на РХ-183, то они могут послать сигнал бедствия. И тогда нас начнут искать.

      – Я бы не стал на это надеяться, – сказал Кийск.

      Леру посмотрел на Кийска так, словно тот ляпнул нечто такое, чего философ никак не ожидал от него услышать.

      Кийск удивленно приподнял бровь.

      – Вы не согласны со мной, господин Леру?

      – Напротив, господин Кийск, – медленно покачал головой философ. – На основе имеющихся у меня весьма скудных, следует признать, данных я пришел к точно такому же выводу, что и вы. Но, в отличие от вас, я не решался заявить об этом вслух.

      Глава 6

      Ради науки

      Всякий раз, входя в Лабиринт, Майский испытывал странное, ни на что не похожее ощущение – то ли ожидание того, что должно произойти что-то необычное, то ли предчувствие близкой беды. Он боялся, что свет, бегущий по периметру прохода следом за человеком, может внезапно погаснуть, и потому неизменно цеплял на пояс фонарь, которым ему еще ни разу не пришлось воспользоваться. Он никогда не отправлялся в путешествие по Лабиринту в одиночестве, как нередко поступал, к примеру, тот же Дугин, и надеялся, что ему никогда не придется этого делать. Всякий раз, когда профессор собирался войти в Лабиринт, неизменно находился вполне благовидный предлог для того, чтобы прихватить с собой спутника. Но самому себе Майский отдавал отчет в том, что в одиночку не смог бы отойти и на десять шагов от площадки, на которой располагались техники с оборудованием. Быть может, это были признаки скрытой клаустрофобии? Майский стыдился своей слабости и прилагал все усилия к тому, чтобы для остальных она оставалась тайной.

      Но когда Дугин предложил ему спуститься в Лабиринт, Майский не смог отказаться. Страсть исследователя взяла в нем верх над подсознательным страхом перед бездонными глубинами