Тайна горы. Аркадий Гайдар

лыбаясь:

      – Ну, смотри, чтобы никто и ничего, иначе мы можем сорваться.

      Оставалось десять минут до того времени, когда за Реммером должен был зайти его товарищ по экспедиции.

      Вера посмотрела на часы и улыбнулась. Не потому, что ей было слишком весело, а потому, что её заражала бодрая уверенность Реммера. И, накинув ему на шею петлёй гибкие смуглые руки, она спросила напоследок:

      – Виктор… а что если Запольский опять?..

      Реммер нервно сдёрнул её руки и ответил не грубо, но резко:

      – Это твоё дело. Я не вмешиваюсь и… не будем больше об этом говорить!

      Затрещал телефон. Вера взяла трубку. Звонили из редакции, спрашивали:

      – Уехал Реммер или нет?

      – Нет, сейчас уезжает.

      Она хотела передать трубку, но телефон быстро дал отбой. В коридоре послышался стук шагов, пришёл товарищ Реммера – Фёдор Баратов. Он так же, как и Виктор, был одет в серые холщовые бриджи, в рубаху с широким раскинутым по плечам воротом и обут в высокие кожаные сапоги.

      – Алло! – вместо приветствия сказал Реммер. – Можно ехать?

      – Можно.

      Два вещевых мешка были захвачены в левые руки, две охотничьих винтовки – в правые, и все втроём спустились вниз к машине.

      Был вечер. На Сибирской возле редакции кричал громкоговоритель:

      – Проект концессии на разработку золотых приисков в верховьях Вишеры…

      Мимо проезжали машины с иностранцами, в большинстве янки.

      – И откуда их так много набралось! – сказала Вера. – Рыщут и рыщут. Вчера на пароходе человек двадцать приехало.

      Реммер сел в машину последним.

      – Алло! – крикнул он шоферу. – Дай ход…

      Но прежде чем шофёр успел нажать ногой педаль, к дому с треском подлетела мотоциклетка, и телеграфист, не соскакивая с сиденья, кинул Виктору телеграмму.

      Он распечатал, оттолкнул рукою дуло винтовки, и кривая усмешка перекосила его ровное лицо:

      – Стоп!..

      Не раскрывая дверцы, он легко перескочил через борт машины на мостовую, вбежал в дом и нажал кнопки телефона, автоматически соединяясь с редакцией:

      – Это вы?.. Я только что получил телеграмму о том, что Штольц проверил и подтверждает всё, он успел уже на три дня раньше… Я не особенно доверяю Штольцу… Да, да… Я имею на это основание и всё-таки еду сам…

      Он вышел, на ходу поцеловал в щеку Веру и вскочил в машину. Шофёр вовремя нажал рукой рычаг, отпуская тормоз, и машина, загудев, понеслась к пристани.

      Это было ровно в девять часов вечера, 25 июня 1925 года.

      В половине девятого, в тот же вечер, с запада прилетел двухместный аэроплан, и бритый серый англичанин в костюме, немного помятом в дороге, подъехал к квартире Реммера. Там он оставался не более трёх минут, ибо в ней никого не было, кроме уходящей домой Веры. И Вера слышала, как он сказал своему спутнику по-английски:

      – Джон, через час вы вылетите в Чердынь и передадите ему этот пакет…

      Ночь 25 июня 1925 года была замечательна и тем, что в самой большой гостинице города в четырнадцатом номере повесился человек, только что перед этим прописавшийся Сергеем Кошкиным, танцором-чечёточником, 52 лет от роду.

* * *

      В IV классе парохода «Красная Звезда» было шумно и оживлённо, но тесно до отказа. Никогда раньше пароходам Камы не приходилось перевозить такую разношёрстную буйную публику. Слухи о больших изыскательных работах в горах, в верховьях Вишеры, заставили хлынуть туда тысячи человек из южных губерний СССР.

      Все те, кто околачивался раньше без дела в Одессе, Ростове, Новороссийске, собрав несложные манатки, быстро перебрасывались с юга, через Пермь, на север.

      Ходили слухи об открытых американцами сказочных богатствах, о находке самородков. И хотя точное местонахождение этих залежей ещё никому не было известно, хотя никто ещё не видел ни одного человека, нашедшего самородок хотя бы в два грамма весом, однако все чувствовали, что раз американцы взялись, значит что-то тут да есть.

      Позади огромных мешков с войлоком в укромном углу сидели два человека. Осторожно оглядываясь, один из них время от времени отворачивал борт рваного ватного пиджака и, не вынимая из кармана бутылки с дешёвым коньяком «Экстра», наливал жестяную кружку, подставленную товарищем. Оба по очереди рывком опрокидывали коньяк в глотки, затем из другого кармана извлекалась тонкая ненарезанная чайная колбаса, от которой сразу отхватывалось зубами полчетверти.

      Реммер, как и всякий журналист, был любопытен. Он спустился вниз и, усевшись на мешки, разговорился с одним вятским мужичком.

      – Куда, дядя, едешь? – спросил он, угощая того папиросой.

      – Куды?! – добродушно ответил тот. – Известно, куды все, туды и я…

      – А зачем?

      Мужичок удивлённо посмотрел на него, потом ответил, закуривая:

      – Да ведь как же, у нас хлеба кажный год плохие, кажное лето мужики на отхожие