Гортензия. Андрей Мир

удь, да, посвящали: серенады, оды, стихи. "Сыны кого-то" так часто занимались подобным и так редко задумывались над тем, что любой единственной музе могут наскучить извечные трели про небесно-подобные очи, бархат кожи и сахарные уста, – что в конце концов всё это превращалось в привычку, а любая привычка смерти подобна. Вы только представьте, как красавице кареглазке вот уже в сотый раз не дают спать, начинают греметь под её цветущим балконом, как к ней вбегает радостная служанка, приученная в подобных случаях не зажигать свечу. Как девушка лениво приподнимается на кровати, и, не слушая потуги мартовского кота, терзающего струны, горло и amigos, принимается спорить со служанкой. Они пытаются отгадать, кто же пожаловал к ним сегодня. "Но к чему бесплодные споры?" – спрашивает их время. И вот героиня чьего-то сердца, накидывает халатец и выходит на балкон под звёздное небо с единственной целью – узнать кто же кому проспорил…

      А теперь представьте, как некий, скажем, Счастливец, решив однажды, – Basta! Lavo manus! [я умываю руки! (лат.)] – бесстрашно пошёл дальше остальных (а может быть попросту спятил от тоски, между прочим, снедавшей его сердце) и, вместо того, чтобы, мешая влюблённым сверчкам, томить свою музу наскучившими ей серенадами, воспевая красоту, к которой нормальная девушка относится вполне спокойно, вдруг, пусть по секрету, но стал самым желанным гостем всех балконов! Кощунственно и беспощадно он бесстрашным еретиком посягнул, казалось бы, на святое – на других девушек. Он начал высмеивать всех и вся, сравнивая своё сияющее солнце с никчёмной золой. Его хулят, а не выслушивают спокойно, его обливают помоями и кидают в него камни, на него спускают собак по кличке Ненависть и Позор! Но если он достаточно ловок на язык, то каждая служанка, выливающая на него очередное ведро помоев, так или иначе, прогнав незваного гостя, признаётся своей госпоже в ловкости Счастливца, а та самая, Единственная, в свою очередь прогнав болтливую служанку, не желая ни с кем обсуждать своего несносного поклонника, вновь засыпая, быть может, невольно улыбнётся, вспомнив наглую безжалостную речь в адрес соперниц. А если нет, что ж, тогда прочтите надпись на гербе Счастливца, которая, опять же кого-то высмеивает: "Perdiderunt timere defectum" [неудачники боятся неудач (искаж. лат.)].

      –

      Dimitte illis, non enim sciunt, quid faciunt

      [прости им, ибо не ведают, что творят (лат.)]

      Хотя эта история произошла в глубоком будущем, она отнюдь не фантастична. Это случилось в спрятанном среди гор курорте. Местность, в сердце которой будет происходить повествование, обладает удивительными свойствами. Окружив себя молчаливыми стражниками гор, призванными защищать от неуёмных ветров, здесь расположилась живописная долина. Вечнозелёные хвойные деревья, раскинутые словно изумруды, украшают собой подножья каменных гигантов и дают приют счастливым представителям животного мира, а также сглаживают переход от безжизненных гор к жемчужине долины – озеру. Некогда забравшаяся на плечи каменных исполинов вода, словно в доказательство своей значительности выбрав места поближе к звёздам, то тут, то там обосновалась в белых палатках ледников, которые теперь то и дело обновляют воды водоёма. Воздух чист и свеж. Эта долина без сомнения излюбленное местечко солнца, ведь оно, заглядывая сюда, то и дело прогоняет набежавшие было облачка, чтобы заблестеть на поверхности озера, засверкать на боку выпрыгнувшей из воды рыбёшки, засиять на смолистых сосновых ветках и согреть расправленные в полётах крылья птиц. Его сиятельство привносит в долину ощущение праздника и торжества. Немногочисленные люди, живущие тут, давно привыкли к подобному зрелищу и зачастую не замечают его, чего не скажешь о многочисленных приезжих, которые часто сравнивают волшебную местность с бокалом искристого шампанского.

      Однажды странствующий богач, господин Биро, открыл для себя эту долину, купил значительный участок земли и построил на берегу озера уютный отель, назвав его "Гортензия". Первыми гостями нового заведения стали бесчисленные друзья и знакомые новоиспечённого хозяина, которые, как водится, впоследствии послужили ему также невольными рекламными агентами. За многие годы отель несколько раз перестраивался, разрастаясь и обзаводясь всё новыми службами, а со временем в долине рядом с ним появился небольшой городок с собственной почтой.

      Так получилось, что у господина Биро не было собственных детей, однако однажды стены отеля подарили ему приёмного сына – Жака Люма. Мать Жака принесла сына в "Гортензию" под сердцем. Зайдя в отель, она попросила у клерка самый дешёвый номер. Господин Биро, будучи неустанным работником отеля, работником numero uno, стоял тогда в стороне за конторкой, сверяя и без того сверенные бумаги. Он не хуже клерка знал, что номера эконом класса забиты до отказа, но, смерив быстрым намётанным глазом госпожу Люма, опережая клерка, громко и добродушно заявил, что номер N в распоряжении посетительницы. Госпожа Люма благодарно улыбнулась в ответ, а смышлёный клерк догадался на время проживания гостьи понизить тариф номера. Трое суток госпожа Люма почти не выходила из номера и, как выяснилась позже, ничего не ела, на третью ночь она родила сына, нарекла слабое дитя Жаком и за неимением родственников доверила ребёнка доброте господина Биро.

      Таким образом Жак с малых лет