Заговорщики. Перед расплатой. Ник. Шпанов

же отправлю вас в тыл.

      И тут Джойс услышал просительный голос Вэнь И:

      – Имейте сердце, товарищ Кун.

      – Летать с больной ногой нельзя.

      – Уверяю вас: никто не заметит. У меня и с одной ногой Чану жарко станет!

      Мэй рассмеялась:

      – Прежде всего жарко станет нам с вами, когда командир Лао Кэ увидит, что вы с больной ногой лезете в самолет.

      – Позвольте уверить вас: он не увидит.

      По-видимому, спор надоел Мэй.

      – Придется вам еще отдохнуть, – строго заключила она.

      Через минуту Вэнь И, хромая и морщась от боли, проковылял мимо Джойса. Мэй показалась у входа с полотенцем в руках и кивком головы указала вслед удаляющемуся летчику:

      – Просто болезнь какая-то: боятся хоть один вылет пропустить.

      – Истребитель действительно не девица, – с улыбкою сказал Джойс.

      – А человек с пулевым ранением в пятку, по-моему, и не истребитель.

      – Это, конечно, тоже верно, но если человек чувствует, что может вести машину…

      – Это уж предоставь мне знать: может он вести машину или не может.

      – В общем, видно, отличный народ, а вы его портите.

      Мэй удивленно посмотрела на Джойса.

      – Что ты сказал?

      – Нежности! Парень хочет летать, значит летать может…

      – Я делала и делаю то, что мне велит долг.

      – Ты не фельдшерица где-нибудь в миссурийской воскресной школе для фермерских невест.

      – Да, я военный врач. Я в боевой части Народно-освободительной армии, где каждый летчик на учете. Я это знаю не хуже, чем ты. Именно поэтому я обязана следить, чтобы каждый летчик был годен для работы, для боя.

      Мэй в раздражении отвернулась и пошла в пещеру. Джойс нагнал ее и взял за руку.

      – Не сердись, все обойдется… Я действительно не вправе вмешиваться, но летчик, с которым я приехал, на деле покажет, что вы тут не правы…

      – Ах, не все ли мне равно, с кем ты приехал!

      – Это Чэн.

      Джойсу показалось, что при этом имени Мэй переменилась в лице.

      – Чэн?! – переспросила она.

      – Ну да, Чэн.

      Словно удивленная и даже немного испуганная этой вестью, она снова растерянно, почти про себя повторила:

      – Чэн!..

      – Конечно, тот самый Чэн, – заставив себя улыбнуться, сказал Джойс. Он сделал вид, будто не понимает причины растерянности Мэй, хотя эта растерянность говорила ему больше, чем если бы Мэй сказала ему все о нем и о Чэне.

      А Мэй порывисто высвободила свою руку из пальцев Джойса и, делая вид, будто очень занята, стала перебирать инструменты.

      Когда Джойс ушел, Мэй вздохнула с облегчением. Она хорошо понимала, что отношения, возникшие между ними в Штатах, не налагали на нее никаких обязательств, и тем не менее что-то похожее на стыд овладевало ею всякий раз, когда приходилось над этим задумываться… А в сущности, кем была она тогда в Америке? Одинокой китайской девушкой на далекой, враждебной чужбине, где на нее смотрели как на чужую не только и не столько потому, что она была