Золотое правило Трехпудовочки. Дарья Донцова

нет, – испугалась Лена.

      – Наркотики? Ранняя половая жизнь? Бросила школу? Не приходит ночевать? Бьет вас? – задала новые вопросы тетка в форме.

      – Вы за кого мою дочь считаете? – взвилась Лена. – Учится она на одни пятерки, занимается спортом, по подъездам не сидит, по дискотекам не шляется.

      – Тогда в чем проблема? – заморгала инспектор.

      – Она грубит, не слушается, – начала перечислять свои беды Лена, – вещи, говорит, ворует в магазинах.

      – «Вещи, говорит, ворует», – повторила сотрудница детской комнаты милиции.

      Потом она ткнула пальцем в шкаф.

      – Там, мамаша, карточки на малолетних преступников, героинщиков, нюхальщиков клея, воров, проституток и убийц. У всех отбросов есть родственники, но никто из взрослых сам сюда не пришел и своего ребенка не сдал. А вы! Отличница ей нагрубила! Выдай девке ремня. До свидания.

      – Но вещи! – заикнулась Лена. – Они откуда?

      – Хочешь посадить дочь за воровство? – прищурилась собеседница.

      Лена замотала головой.

      – Тогда уходи, – буркнула инспектор, – кому расскажу, не поверят. Встречаются же такие мамочки!

      Елена решила не сдаваться и ринулась в школу к директору. Но и здесь она тоже не нашла понимания. Вежливая Наталья Николаевна помрачнела и произнесла жаркий спич:

      – Аня гордость школы, девочка редкого ума, она у нас победитель всех олимпиад, одинаково одарена как по математике, так и по русскому языку. Сочинения – лучшие в районе, знания по литературе на уровне МГУ. Киселева – для всех пример, маяк. Да, она не пользуется любовью одноклассников, но это зависть к более одаренной личности. О каких проблемах вы ведете речь?

      – Она грубит, не слушается, – завела ту же песню Лена.

      Наталья Николаевна позвала секретаршу и велела ей вызвать с урока Аню.

      Та вошла и тихо сказала:

      – Здравствуйте, Наталья Николаевна. Добрый день, мамочка.

      У Лены глаза полезли на лоб. «Добрый день, мамочка!» Да дочь к ней давно обращается: «Хай, уродина!»

      Наталья Николаевна поправила очки.

      – Я удивлена, Анна, мама пришла с жалобой на тебя.

      – Извините, – пролепетала нахалка, – если речь идет о сапогах, то я их не нарочно взяла без спроса.

      – Сапоги? – переспросила директор.

      – Ага, – зашептала Аня, – мои совсем развалились, подошва отлетела, вот я и взяла у мамы сапожки. Не замшевые новые, а кожаные, не лаковые на шпильках, а простые, на толстой подметке. Мамочка их давно не носит, говорит, они из моды вышли, такие только шестидесятилетним старухам на артритных ногах таскать. Ой, простите, Наталья Николаевна, я повторила мамулины слова.

      – Ничего, деточка, – процедила сквозь металлокерамические коронки директриса, чей возраст зашкалил за седьмой десяток, – значит, у мамы шкаф обуви, а у твоей единственной пары отлетела подошва?

      – Я быстро расту, нет смысла мне хорошие сапоги покупать, – объяснила Аня, – это неразумно. А мама еще молодая, ей надо мужа искать. Я виновата, что не спросила разрешения, но торопилась