Плутократова идиллия. Иван Троцкий

ой гонки. Однако, внимательный зритель, следящий за происходящим, догадывается, что это все уловки некоего зла: хакерская атака на демократов, взлом электронной почти Клинтон, солидарность американских СМИ против негодяя Трампа. Пожалуй, раскрою вам загадку. Поскольку массы давно уже перестали верить телевизору, потому что он без конца указывает как нам жить, зачем и за кого голосовать; а этот самый телевизор – сплошь противник новоизбранного президента. Следовательно, если из каждого утюга доносятся крики о том, что Трамп плохой, из этого следует, что он – хороший. Да, вы правы, Клинтон обошла его на два миллиона избирателей, но проиграла по выборщикам. Вот в этом и дело. На этом и делалась ставка, мои дорогие. Там не дураки сидят.

      Безумно, но неплохо придумано, людям такое нравится – потирая руки, подумал про себя Авксентий Владимирович.

      Что еще выдать, эдакое? Стивен Кинг пишет по две тысячи слов в день, что составляет порядком шесть страниц текста. А я пишу по две – три страницы максимум. Хотя в былые времена сам «Король ужасов» подавился бы от зависти, узнай о моей продуктивности. Кой толк думать о прошедшем, если сейчас я и шиша не стою? Думай, Аксеня, не дай лени и неусидчивости тебя одолеть.

      Очень часто, можно услышать о фальсификации истории. Они правы. Только не в том смысле, в котором они думают. Нет, не Фоменко с его «Новой хронологией» или Юрий Рыбников. К примеру, никогда не задумывались, почему у всей верхушки Третьего Рейха фамилии начинаются на букву «Г»: Гитлер, Геринг, Гиммлер, Геббельс?

      Что там у нас дальше:

      На лице Тихонова не отобразилась и тень удивления – так хладнокровно было его лицо.

      – Для меня загадка, почему я до сих пор тебя не прикончил. Для меня обычное дело – сначала стрелять, а потом говорить. Я не герой шпионских романов.

      – Но ты ведь желаешь знать, как это самое правительство осуществляет свой лукавый замысел, и какими средствами?

      – Это не мое дело, я только выполняю приказ, приказ – ликвидировать главу «Анаконда», прощай.

      – Нет, нет, выслушай меня, я могу тебе открыть такие секреты, что только что услышанная история тебе покажется детской сказочкой, мой друг.

      Это никуда не пойдет, хуже некуда! – ударив себя по лицу, сказал себе автор.

      Авксентий пошел на кухню и заварил себе чай на китайских травах, попутно обдумывая, что добавить в сюжет нетривиального. Открыв хлебницу, обнаружил отсутствие нужного мучного изделия.

      – Черт, нужно в магазин! Надо закончить, наконец, этот роман. Сколько я уже его пишу? Немногим меньше года? Прилично для такой чепухи. Осточертело работать на этот бестолковый журнал. Да и спроса на него нет, все читают только интернет-версию на веб-сайте.

      Авксентий, как и все одинокие люди, имел привычку разговаривать вслух с самим собой. Она стала ему необходима, для формирования своих мыслей и идей. Таким образом он компенсировал нехватку общения.

      Так просто в магазин не пойдешь, нужно собраться. Парфюма не оказалось, ему неоткуда было взяться. Он им никогда не пользовался. Вместо этого он нанес на самые уязвимые для пота места поверхности одежды содержимое из освежителя воздуха с яблочным вкусом, который всегда стоял возле унитаза.

      На улицу вышел закутанный в потрепанный разноцветный шарф, в сером пальто, выцветшем вишневом свитере, в стертых коричневых ботинках и восьмиугольной шапке, доставшейся ему от отца. В наличии щетина, переходящая в бороду. Проще говоря, a la бездомный. При этом никогда не забывал взять с собой авоську.

      Закрывая входную дверь квартиры, как и положено неуклюжему человеку, Авксентий выронил ключи, которые при ударе об пол разлетелись в разные стороны, одни на ступеньки, другие под соседскую дверь.

      И тут, как раз, вышел сосед Дмитрич, – прошу заметить, не самый любимый сосед нашего героя.

      – Что ты у меня под дверями рыскаешь? У меня и красть нечего.

      – Да, брось, Дмитрич, я вот просто ключ выронил, нагнулся поднять.

      – Скоро я буду так нагибаться, подбирая подаяние, которое ты мне соблаговолишь пожертвовать, когда станешь знаменитым и богатым писателем.

      – Да, брось, такого не будет.

      – Будет, будет, попомни мои слова.

      – Ну, спасибо, я в магазин, ты тоже?

      – Видишь мусорное ведро? Конечно в магазин, – иронично ответил сосед.

      – А, ну, понятно, удачи!

      Когда Авксентий отошел на недосягаемое для своего слуха расстояние, Дмитрич произнес: «Вот козел».

      – Ради Бога, подай сколько не жалко, – схватил его за рукав бомж с грязной бородой и одеждой.

      – Вот, держи, двадцать копеек.

      – Чего так мало? Дай больше, – просил бомж.

      – У меня есть только десять рублей и двадцать копеек. Могу дать десять, но ты мне тогда сдачу из девяти рублей.

      – У меня столько нет.

      – А сколько есть?

      – Ноль, ничего нет. Голяк.

      – Тогда извини, брат.

      – Куда