Подъем Испанской империи. Реки золота. Хью Томас

Епископы окружали себя свитой вооруженных вассалов. Они соперничали друг с другом в великолепии своих войск. При необходимости клирики сами вступали в бой, и войска их порой усиливались купцами. Луис Ортега, епископ Хаэна, разумно управлял Альхамой после ее завоевания в 1482 году, в то время как архиепископ Каррильо предводительствовал войсками под командованием короля Фердинанда в битве при Торо в 1475 году. Епископы Паленсии, Авилы и Саламанки в одной и той же гражданской войне предводительствовали отрядами из 200, 150 и 120 копейщиков соответственно, которые содержали за свой счет{21}.

      У войны с Гранадой была еще одна стратегическая цель – вырвать юго-восточное побережье Испании из-под власти, связанной с пугающей, агрессивной международной угрозой в лице турок{22}. Кроме того, в прошлом как минимум дважды король Наварры искал союза с Гранадой, так что Кастилии грозила война на два фронта{23}. В таких условиях существование исламской монархии на испанских землях могло расцениваться как оскорбление, по мнению нунция Франко. Мусульмане Магриба однажды могли снова исполниться уверенности и помочь Гранаде. Кроме того, последнее столетие и даже больше вдоль всей христианско-исламской границы постоянно шли стычки. Безрассудные набеги нарушали перемирия и мешали торговле, хоть они и служили источником прекрасных баллад, посвященных отважным командирам обеих сторон, изящно восседавшим на прекрасных конях (по мавританской манере, «a la jineta»), служившим прекрасным дамам, коварным и лукавым, или, по крайней мере, угонявшим скот. В этих балладах и христиане, и мусульмане обладали равными доблестями, достойными восхищения, и среди них не было негодяев.

      Эта неуправляемая жизнь порубежья казалась опасной монархам, одержимым жаждой эффективного управления, в любом случае им не по вкусу было, что аристократы ищут себе славы в конфликтах, которые Корона не может контролировать. Кроме того, всегда существовал риск, что незначительная стычка по несчастной случайности перерастет в войну в самое неподходящее время.

      Возможно также, что король Фердинанд, который в прежних войнах показал себя успешным стратегом и командующим, боялся, что превосходство христиан, возникшее благодаря их артиллерии, в один прекрасный день рухнет, поскольку мусульмане выдвинут против них еще какое-нибудь новшество{24}.

      Макиавелли, флорентиец, поклонник короля Фердинанда, давал более циничное объяснение: через двадцать пять лет в своем трактате «Государь» он писал, говоря о Фердинанде: «Ничто не может внушить к государю такого почтения, как военные предприятия и необычайные поступки»[2]. Так что, возможно, Гранада была последней составляющей национальной идеи, тем, в чем постоянно враждующая между собой знать могла найти согласие. Макиавелли считал, что Фердинанд «увлек ею кастильских баронов так, что они, занявшись войной, забыли о смутах; он же тем временем, незаметно для них, сосредоточил в своих руках всю власть и подчинил их своему влиянию»

21

Tarsicio Azcona, Isabel la Catolica, Vida y Reinado, Madrid 2002, 184.

22

J. Masia Vilanova, ‘Una politica de defensa mediterranea en la Espana del siglo XVI’, в Fernando el Catolico, pensamiento politico, V Congreso de historia de la Corona de Aragon, Saragossa 1956, 99ff. См. также W. H. Prescott, The Art of War in Spain: the Conquest of Granada, 1481–1492, London 1995 (репринтная версия главы о войне в его жизнеописании Изабеллы и Фердинанда), 181.

23

Harvey [1:1], 228, 256.

24

Hernando del Pulgar, Cronica del los Reyes Catolicos, Madrid 1770, 177–179.

2

Перевод Г. Муравьевой. Приводится по: Макиавелли Н. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1982. (Прим. перев.)