Бой не вечен. Василий Головачев

молчишь, Воробьев? – забеспокоилась Лида. – Сидишь как в воду опущенный.

      – Думаю, – встрепенулся Панкрат.

      – О чем?

      – Ты знаешь, что в Иране есть закон, предусматривающий смертную казнь за недостойный образ жизни?

      – Не знаю. Что, правда? Я считала, что иранцы казнят только за оскорбление Аллаха.

      – Точнее – за несогласие с Богом. Вот бы у нас ввести такие законы…

      Лида с тревогой посмотрела на мужа, прикрикнула на расшалившихся детей на заднем сиденье, и Панкрат, видя, что жена начинает нервничать, перевел разговор на другую тему:

      – Как там твоя знаменитая эйхорния? Растет?

      Лида успокоилась. Разговор о тропической траве, очищающей воду, был ей приятен.

      – Сейчас только начало весны, еще прохладно, а эйхорния тепло любит. В мае высадим в отстойники второго цикла. Но ты знаешь, мы ее развели в крытом зале канализационного слива, и теперь там нет никакого зловония! Эйхорния справляется с любой грязью! К тому же мы запланировали разведение травы для получения биогумуса, продавать будем как удобрение садоводам и огородникам, копейка самостоятельная появится…

      Она еще что-то говорила, но Панкрат не слушал, думая о том, что ему нигде не будет покоя. Всю жизнь он был человеком боя, сражаясь с обстоятельствами и врагами не ради самого боя, а за принципы справедливого воздаяния, за честь и достоинство человека, за процветание государства, которое в конце концов вышвырнуло его на обочину «магистрального пути развития капитализма» и превратило в боевую машину, вынужденную драться постоянно. В том числе – с самим государством, которое до сих пор свято блюло принцип: государство – все, человек – ничто! Винтиком же этой госмашины Панкрат быть не хотел.

      Вспомнились строки незабвенного Хайяма:

      Чем за общее счастье без толку страдать —

      Лучше счастье кому-нибудь близкому дать.

      Лучше друга к себе привязать добротой,

      Чем от пут человечество освобождать.

      – Что? – переспросил Панкрат, догадавшись по сдвинутым бровям Лиды, что она задала вопрос.

      – Ты меня не слушаешь, – рассердилась она. – Может быть, заедем на рынок, овощей купим?

      – Конечно, заедем, – согласился он, отбрасывая свои невеселые мысли. Не стоило решать проблему до ее возникновения, а то, что он способен ради семьи «наступить на горло собственной песне», бывший майор Службы внешней разведки знал абсолютно точно.

      Приехали они домой как раз к обеду. Лида принялась хлопотать на кухне, разогревая еду, Панкрат с удовольствием занялся с детьми, а еще через несколько минут к ним заявился нежданный гость – молодой монах в черной рясе с медальоном на груди, на котором был вычеканен лотос.

      Жуковка

      КРУТОВ

      Он не горел особым желанием встревать в конфликт между фермерами и «заготовителями» Бориса Мокшина, терроризировавшими всю округу и платившими милиции за невмешательство, но в конце концов согласился на уговоры мужиков помочь. Душа жаждала справедливости, и чувствовать себя свободным от всех