Старая дорога. Эссеистика, проза, драматургия, стихи. Роман Перельштейн

на ней сыграть.

      Кого тот ангел победил,

      Тот правым, не гордясь собою,

      Выходит из любого боя

      В расцвете и сознаньи сил.

      Не станет он искать побед.

      Он ждет, чтоб Высшее Начало

      Его все чаще побеждало,

      Чтобы расти Ему в ответ.

      И ровно о том же, но по-другому сказано в стихотворении Миркиной.

* * *

      О, это сочетанье боли

      И творческой могучей воли!

      Внутрь боли Божие вторженье,

      Как вход огня во внутрь поленьев.

      Борьба, скрещение двух воль –

      Сгорающая в Боге боль.

      Поэзия Миркиной – это столь мучительно личное и радостно личное переживание Бога, что читателя, привыкшего доверять чужому, а не своему опыту, она смутит. Где та почтительная дистанция? Где тот охранительный барьер? Но не есть ли дистанция лишь отговорка, имеющая вид законного оправдания, чтобы скрыться от самих себя и отдалиться от Бога. Почитание Его на безопасном расстоянии и есть узаконенное богоубийство. И напротив, единение с Ним в борьбе за Него вплоть до ощущения Его совершенства означает рождение в Нем.

      Вера, построенная на страхе, мертва. Такая вера замешена на земном чинопочитании. Это холопская вера, корыстная вера. Пророк Иеремия передает так слово Господа к Израилю: «И дам им одно сердце и один путь, чтобы боялись Меня во все дни жизни, ко благу своему и благу детей своих…» (Иер. 32:39). Но вот праведник Иов переворачивает сердце Бога своими дерзкими вопросами. И страх, ведущий ко благу, тот страх, в котором живут благочестивые друзья Иова, оказывается вовсе не тем, что угодно Богу: «…вы говорили обо Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов. 42,7). Вот как звучат в переводе Миркиной строки суфийского поэта Ибн аль-Фарида.

      И все страданья Иова – ручей,

      Текущий в море горести моей.

      Когда бы стон мой услыхал Аллах,

      Наверно б, лик свой он склонил в слезах.

      Суфий верит в то, что Всевышний готов всем сердцем откликнуться на его существование и разделить с человеком если и не его судьбу, то всю палитру его переживаний.

      У Бога есть сердце, и есть душа. «От всего сердца Моего и от всей души Моей» говорит Бог-ревнитель устами пророка. Вот почему и у человека есть и сердце, и душа. И высоко призвание нашего сердца, и во всех краях неба видна работа нашей души.

* * *

      Всемогущее сердце моё –

      Бесконечных миров сердцевина.

      Ты, наполненное до краёв,

      Со Вселенною всею едино.

      О, лесная великая тишь,

      Чудотворная сила безмолвья,

      Это ты моё сердце растишь.

      Это ты его тайною полнишь.

      Омываясь в твоей тишине,

      Я прощаюсь со знанием ложным.

      Всё, что истинно надобно мне,

      То воистину сердцу возможно.

      Всемогущество Бога имеет таинственную связь с всемогуществом сердца. Истинное всемогущество состоит в способности отказаться от всех своих притязаний ради свободы того,