Катаев: «Погоня за вечной весной». Сергей Шаргунов

заслуживающий внимания». Автора огорчали осмеяние знаменитой «Переписки с друзьями» Гоголя, замалчивание славянофилов и то, что «памятный роман» Достоевского «Бесы» противопоставляется «русскому свободомыслию».

      Между тем влечение и почтение к Союзу русского народа могли быть следствием семейного воспитания. Как рассказывал поэт и одессит по происхождению Семен Липкин, отец писателя был известен на весь город своими взглядами, близкими к «черносотенным».

      Это неудивительно – подобные взгляды имели силу в Одессе, где (единственный случай в истории монархического движения) в 1913-м черносотенцы одержали убедительную победу на выборах в Думу, а их лидер Борис Пеликан был городским головой до февраля 1917-го.

      Интересно, что в повести «Белеет парус одинокий» Катаев в точности передает внешность, манеры и психологический типаж отца, вдовца, воспитывающего двух мальчиков при помощи их тети, но рисует его «прогрессивным педагогом», укрывающим то матроса с «Потемкина», то евреев-соседей, и даже бросает грудью навстречу проклятым громилам, которые принимаются его лупить. Ну а впрочем, многие русские националисты защищали «громимых» (например, Василий Шульгин).

      Катаев, уже старик, однажды в Переделкине разоткровенничался с писательницей Инной Гофф и вспомнил одесский погром: выставили икону на окно и прятали у себя семью соседа, ремесленника. Его дочки были в соломенных шляпках. «Как флаконы», – улыбнулся Валентин Петрович.

      Девочки Катаева

      Первое свидание он, пятнадцатилетний, назначил знакомой, четырнадцатилетней девочке. И когда оно состоялось, не знал, что делать. Сводило с ума само сладкое слово «свидание»…

      «Валька бегал за всеми девочками в Отраде», – вспоминала одна из его одесских подружек. Имена тех, кому он посвящал стихи, известны: Тася Запорожченко, Мара и Мила Булатович, Люля Шамраевская и, конечно, Ирен Алексинская (о ней отдельный сказ).

      «Вечной влюбленности я был подвержен с детства, когда не было дня, чтобы я не был в кого-нибудь влюблен», – признавался Катаев. И он же: «Мой донжуанский список состоял почти из всех знакомых девочек, перечислять которых нет никакого смысла».

      Самые ранние известные рукописи Катаева – стихотворные записи в альбом Тасе (Наталье) Запорожченко 1912 года (она была сестрой его товарища Женьки по кличке Дубастый, жили они по соседству):

      Я грущу в эти вешние дни…

      Милый друг, успокой же меня…

      Или:

      Был я мал и глуп, когда впервые

      Написал сюда шестнадцать строк…

      Мне смеялись глазки голубые

      И звенел веселый голосок…

      В будущем Наталья, как и ее брат, будет гостить у него в Переделкине.

      Но вот – сопровождаемые автопортретами и рисунками стихи в альбомах сестер Мары и Милы (Тамары и Милицы). Обеим он признавался в любви. Одно стихотворение так и называлось «Маре Булатович от влюбленного поэта!!!», а в другом, посвященном Миле, сообщалось:

      Я не смогу Вас позабыть:

      Довольно