Финансист. Теодор Драйзер

музей, по отдельности распродано собрание картин. Что осталось? Пышная гробница, где рядом с ним упокоилась нелюбимая жена. Чикагская обсерватория – единственный памятник, хранящий его имя.

      Больница для бедных, вопреки завещанию, так и не была построена. Этим занялась Беренис, и с особой радостью она ухаживала за слепыми детьми, учила забираться на дерево и подставлять лицо солнцу.

      Чтобы кто-то увидел звезды, пять лет опытный специалист будет тереть линзу двумя пальцами. Чтобы слепые дети почувствовали солнечное тепло, светская избалованная девушка откажется от своей среды и привычек. Чтобы наполнились смыслом жизнь и смерть Фрэнка Каупервуда, Драйзер отдаст ему свою жизнь – и лучшее в своей «реальной» жизни, любовные встречи, годы писательского труда. Когда через два года за «Финансистом» последовал «Титан», казалось, что до завершения саги уже рукой подать. Читатель ждал эпилога, имелся явный резон развивать достигнутый успех. Но кружным и долгим был путь от основных томов к финалу – треть века, столько же, сколько отделяет рождение Драйзера от появления на свет его героя. За «Финансистом» и «Титаном» последовал «Гений» – еще одна попытка рассказать о том, что более всего занимало Драйзера, о странных путях любви и о становлении таланта. Юджин Витла из «Гения» считается автобиографическим героем, ему Драйзер отдал работу в газете, первые пробы пера, попытки завоевать уже не Чикаго – Нью-Йорк. Но по-своему автобиографична и знаменитая «Американская трагедия»: молодому Клайду (в отличие от благополучного Юджина Витлы из «Гения») достались бедность, подростковые амбиции, частая смена работы (и он тоже развозил белье из прачечной), «опозорившая себя» сестра. Довольно рано, в сорок с небольшим, Драйзер начал писать автобиографию как таковую, выпустил несколько томов. Преждевременно? Преждевременно, если подводить итоги, самое время, чтобы вглядеться в себя и в свои корни. И мы не поймем «Финансиста» и всю трилогию в целом, если не признаем, что, как у любимого Драйзером Флобера, мадам Бовари – то бишь Фрэнк Каупервуд – «это я».

      Вместе с Фрэнком Драйзер заглянул в последние тайны – тайну смерти и тайну веры. Он не решился в «Финансисте» говорить о религии, сделал Каупервудов христианами какой-то неопределенной деноминации. «На самом деле» Йерксы были квакерами, принадлежали к «тесной», крепкой секте, воспитание в которой не может не сказаться на характере и поступках. Там и совпадение было, вполне художественное: отец Чарльза Йеркса вступил во второй брак с женщиной, не принадлежавшей к общине, и за такой проступок был исключен из братства квакеров. Значит, не только принадлежность к традиции приходилось выяснять, но и причины и последствия отлучения, которое уже отцы (или, в случае Сары Шёнёб, матери) навлекли на себя во имя любви.

      Прописанный Драйзером путь младшего поколения – вызов и самоутверждение – возможен лишь в присутствии отменяемой вызовом традиции. Тут надо было разбираться – но трудно, тревожно. Слишком многое отдал Драйзер Фрэнку