Американская трагедия. Теодор Драйзер

дни он чувствовал, что у нее какие-то серьезные огорчения. Однако в то же время он говорил себе, что у него сейчас слишком много обязательств и ему нечем помочь матери. Помочь ей – значит потерять Гортензию. Он не может на это пойти!

      Но какие разумные оправдания можно привести, отказывая матери в небольшой помощи, тем более, что он так хорошо одет и так упорно исчезает по вечерам из дому? Он постоянно ссылается на неотложную работу в отеле, но, вероятно, мать не очень обманывается на этот счет. Правда, всего два месяца назад он обязался платить в течение девяти недель по десять долларов в неделю вместо пяти, и платит. Но это, наверно, только доказало, что у него есть лишние деньги, хотя он и пытался объяснить тогда, насколько этот расход для него стеснителен. А теперь он и хотел бы пойти навстречу матери, но не может, – препятствует неодолимое влечение к Гортензии.

      Немного спустя Клайд вышел в гостиную, и мать, как обычно в таких случаях, повела его в помещение миссии, холодное и мрачное в те дни, и они сели на одну из скамей.

      – Я не думала, что мне придется говорить с тобой об этом, Клайд, но у меня нет другого выхода. Мне не на кого больше положиться, а ты теперь взрослый мужчина. Только ты должен обещать, что никому ничего не скажешь, – ни Фрэнку, ни Джулии, ни отцу. Я не хочу, чтобы они знали. Эста вернулась в Канзас-Сити, она в очень печальном положении, и я просто не знаю, как с ней быть. У меня так мало денег, а отец мне уже почти не помощник.

      Она устало, озабоченно провела рукой по лбу, и Клайд уже знал, что за этим последует.

      Сперва он хотел сделать вид, будто не знает о возвращении Эсты, раз уж он так долго притворялся. Но теперь, выслушав признание матери и зная, что, если он хочет лгать и дальше, надо притвориться удивленным, он вдруг сказал:

      – Да, я знаю.

      – Знаешь? – с удивлением переспросила мать.

      – Да, знаю, – повторил Клайд. – Я видел, как ты раз утром зашла в дом на Бодри-стрит, я случайно там проходил, – объяснил он довольно спокойно. – А потом я увидел Эсту, она выглянула из окна. И когда ты ушла, я зашел к ней.

      – Когда же это было? – спросила миссис Грифитс просто для того, чтобы выиграть время.

      – Месяца полтора назад, если не ошибаюсь. Я потом еще раза два к ней заходил. Но Эста не хотела, чтобы я об этом рассказывал.

      Миссис Грифитс сокрушенно вздохнула.

      – Значит, ты знаешь, в чем ее несчастье? – спросила она.

      – Да, – ответил Клайд.

      – Что ж, чему быть, того не миновать, – сказала она покорно. – Ты ничего не говорил Фрэнку и Джулии?

      – Нет, – успокоил ее Клайд, думая о том, как неудачно окончилась попытка матери скрыть случившееся.

      Она, как и отец, совсем не умела лгать. Клайд полагал, что сам он куда хитрее их обоих.

      – Ты и не говори им, – строго предупредила мать. – Им, по-моему, не следует об этом знать. И без того плохо, – прибавила она, и рот ее искривила горькая гримаса.

      А Клайд слушал ее и думал о себе и о Гортензии.

      – Прямо