Третий глаз Шивы. Еремей Парнов

не двигался). – Значит, вчера ночью. Только-то? Эта дама полагает, очевидно, что ее братец не должен сметь отлучаться по ночам… Почему мы должны так вот сразу лезть в это дело, товарищ генерал? – Резко повернувшись, он прислонился спиной к подоконнику и крепко вцепился в него руками, словно борясь с соблазном вернуться на свое место и сесть. – А что, если гражданин Ковский соизволит нынче переночевать дома?

      Генерал медленно надел очки и стал внимательно разглядывать Люсина, как будто видел его впервые.

      – В словах ваших есть известный резон, но почему так агрессивно? Ох, надоел же ты мне, Константиныч! – сказал он с сердцем и даже рукой махнул раздраженно. – Глаза бы мои на тебя не глядели!.. Ну, да ничего не поделаешь, сам виноват, сам. Распустил вас. – И закричал: – А ну сядь!

      Люсин в мгновение ока очутился на стуле.

      – Слушаю вас, Григорий Степанович, – сказал он и нервно усмехнулся.

      – Ну и деятель! Ну и штукарь! – не то с осуждением, не то с восхищением покачал головой генерал и как ни в чем не бывало сухо пояснил: – Ковский исчез из запертого изнутри дома. Дверь его кабинета была закрыта на крючок, запоры на окнах замкнуты.

      – Следы борьбы? – машинально отреагировал Люсин.

      – Наличествуют.

      – Вещи похищены?

      – Только старый ковер.

      – Примечательные особенности?

      – Съезди и посмотри, – назидательно и вместе с тем удовлетворенно отчеканил генерал, перебрасывая через стол бумажку с адресом и номером телефона.

      – Будет сделано, Григорий Степанович! – Люсин встал и почтительно наклонил голову.

      – Ты мой ученик, Володя, – генерал снял очки и, морщась, потер розоватые вмятины на переносице, – ты способный парень и далеко пойдешь, поэтому я не жалею, что взял тебя из Мурманска сюда, в МУР. Но это не мешает мне с горечью сознавать, что ты распустился. Штукарем ты всегда был, и я смотрел на это сквозь пальцы. Но вот как я проморгал, что ты докатился до хамства и равнодушия, ума не приложу.

      Люсин покраснел, как мальчишка, взъерошил волосы на макушке и попытался что-то сказать, возразить генералу, но тот остановил его нетерпеливым движением руки.

      – Я бы понял тебя, будь тебе двадцать пять, – сказал генерал. – Но тебе уже, слава богу, под сорок. Остепениться пора. Службу исправно нести надо, а не играть в нее. И если она не вдохновляет тебя, уходи… Ей-богу, не пожалею, хотя более талантливого сыщика у меня не было и, верно, уже не будет…

      – Ну чего ты, Григорий Степанович… – растерянно промямлил Люсин. – Чего ты, в самом деле! Мы же свои люди…

      – Вот именно поэтому! Ты, может, и вправду не понимаешь ничего, а мне обидно… Выполняй приказание!

      – Да, – кивнул Люсин. – Конечно, Григорий Степанович. Только зря ты… Неделя, понимаешь, дурацкая, да еще эта духота…

      – Хорошо, выполняй… А духота, она, братец ты мой, для всех духота.

      Люсин неловко улыбнулся и вышел из кабинета.

      Ах, как скверно все получилось! И, главное, не из-за чего! Шторм в стакане воды. Сам неведомо