Ричард Длинные Руки – виконт. Гай Юлий Орловский

с кулаками, если у него нет под рукой дубинок, мечей, топоров, автоматов… Конечно, народ здесь далек от христианского смирения: плюнешь в рожу – драться лезет! С другой стороны, это же фронтир.

      Он воскликнул горестно:

      – Да я не о том! Конечно же, здесь должны строить костел, какие могут быть споры, драки? Под Каталауном одна из древнейших святынь христианства: статуя Пресвятой Девы… Брат паладин, нам нужно обязательно побывать там, поклониться святыне.

      Я спросил недоверчиво:

      – А разве ислам не запрещает… тьфу, церковь разве разрешает сотворять кумиров?.. Ну, статуя Пресвятой Девы не слишком уж далека от медного змия…

      Он покачал головой.

      – Дело в том, что сотворил ее Симон Волхв. Он был языческим жрецом, то есть очень образованным человеком, крупным ученым, философом, знал сорок языков, был великим математиком и геометром… Но когда ему открылась глубина христианства, он без колебаний принял веру Христа, хотя потом церковь его несколько…

      – Подкритиковывала? – подсказал я.

      – Да. Он создал свое собственное воззрение на пришествие Христа: не признавал догмат троичности, отрицал его божественную суть, признавал в нем лишь гения, подобного Моисею…

      – Так вот кто создал ислам, – пробормотал я. – А что церковь?

      – Осудила, заявив, что все его труды – компиляция древних языческих заблуждений. Однако за Симоном пошли многие, его учение стало называться гностицизмом, но для нас важно то, что этот Симон, став христианином, открыл в себе невиданные силы… Говорят, эту статую сотворил за одну ночь непрерывной молитвы! И с той поры статуя охраняет край от нечистого колдовства, от нежити… Более того, годы идут, а мощь Каталаунской Девы только растет. Нечисть начинает скулить и пятиться, едва вступив во владения короля Барбароссы!

      Впереди народ поспешно переходил на другую сторону, а там ускорял шаг, буквально размазываясь по стене. Все спешили миновать некое опасное место. Выглядело комично, улочка узкая сама по себе.

      Под стеной дома сидит, греясь на солнышке, древняя старуха. Редкие седые волосы падают на спину и плечи, лицо сморщенное и темное, как у яблока, что пеклось на углях костра.

      Мы не стали переходить на другую сторону, старуха подняла голову и вперила в нас взгляд. В животе у меня ойкнуло, Кадфаэль осенил старуху крестным знамением.

      – Герои, – пробормотала старуха, – сильные… Отважные… За одну монетку предскажу, когда вас убьют…

      Кадфаэль перекрестился сам, а я понял, почему народ жмется к другой стороне, когда старуха выходит погреться на солнце. Все мы хотим думать, что только мы можем других по голове, а нас – никто, хотя вообще-то понимаем, что в действительности не совсем так, как на самом деле.

      – А кто убьет? – спросил я.

      – И это предскажу, – ответила старуха. Посмотрела на меня и добавила: – Еще за монету.

      – За обоих?

      – За каждого, – ответила она живо, уже почуяв, что перед ней не самые бедные на свете. – Разве такое не стоит?

      – Да как сказать, – пробормотал я. В кармане горсть мелочи, я на ощупь выудил четыре монетки, бросил