Капитан Рубахин. Борис Баделин

утёрся рукавом, вздохнул по-взрослому, и юркнул домой.

      Дарья, войдя тем временем в избу, быстро завернула тяжёлую швейную машинку в холстину и опустилась на скамью.

      Эта машинка была предметом её гордости. Андрей привез её с ярмарки год назад. Перешагнул порог, загадочно сияя глазами, и водрузил прямо на стол увесистый куль из рогожи:

      – Принимай, хозяюшка, подарок!

      Радости Дарьи не было конца: в избе три девчонки, всех надо обшить, да и младшему, Никитке, тоже обновы не помешают.

      Теперь нужно было машинку куда-то спрятать. Можно было закопать где-нибудь в саду, но земля уже промёрзла, да вдруг и не минёшь ещё чьих-то глаз!

      Немного поразмыслив, Дарья спустилась в подполье, разрыла квашеную капусту в сорокаведёрной кадке и схоронила там своё сокровище.

      Незваные гости явились уже затемно. Милиционеров привёл Стёпка Тащилин. Он попытался, было, остаться на улице, а то и вовсе смыться, считая своё дело сделанным, но под недобрым взглядом старшего группы съёжился и тоже вошёл в избу.

      Испуганные девчонки лёгкой стайкой запорхнули на полати и затаились там, в дальнем углу. Никитка при виде чужих накрепко вцепился в материнский подол и зажмурил глаза.

      – Где машинка? – прямо с порога спросил старший.

      – Нету машинки! – внутренне холодея, ответила Дарья. – Муж её в волость увёз, продать решили.

      – Врёшь, ведьма! Добром отдай, а то сами найдём – тогда пожалеешь!

      Стёпка Тащилин топтался у порога, не зная, куда девать глаза. Старший обернулся к нему:

      – Ну, а ты что скажешь?

      – Я это, – заблеял Стёпка, – не видал. Как поехал Андрей, это – видал, а вот повёз ли – не видал. Может, это – и повёз…

      – Всё ясно! – распорядился старший. – Искать!

      Всю избу с пристройками перерыли вдоль и поперёк, а машинки не нашли. От Дарьи оторвали ревущего Никитку, и, в чём была, в одном домашнем платье, отвели её к сельсовету и заперли в пустом промёрзлом общественном амбаре…

***

      Выпустить из-под замка горемычную бабу осмелились только через сутки, когда уполномоченный со своим отрядом убыли из села. Ещё раз прокатилась по Ильинскому чёрная беда, и опять увезли, неизвестно куда, девять семей.

      Жестоко простуженная, Дарья сразу слегла, а ещё через неделю от Рубахинской избы в сторону погоста отъехали сани-розвальни, стоял в них на соломе некрашеный гроб, да сидели кучкой изревевшиеся дети. Поседевший в одночасье Андрей, склонив голову, вёл под уздцы Любимку, каурую лошадку-пятилетку.

      Проводить Дарью в последний путь народу набралось негусто. Село уже сковал страх…

***

      Уполномоченного звали Яковом Иовичем, а фамилия его была Лейкин. До революции был он портным в самом бедном квартале Опорска. И, хотя не разгибал Яков спины за работой, но жил тяжело, перебивался с хлеба на воду, и кошерная курочка появлялась на столе его лишь по очень великим праздникам, и то – через раз.

      Яшина древняя неуклюжая швейная машинка без конца ломалась, не давала