Кесарево свечение. Василий П. Аксенов

день перестает летать и начинает соединяться с землей, но заодно становится частью червяков и муравьев. Ну и так далее. Слепой круг природы. Шопенгауэр, Вавк, не унывай».

      Вдруг что-то вспыхивает среди гнущегося на ветру можжевельника; две точки страсти, глаза кота. Он заметил приближающегося Финнегана. Вавка останавливается в темной зоне между двумя фонарями.

      «Стас, ответь мне на один вопрос. Ты действительно спишь со мной?»

      Опешив, я смотрю, как приближается Финнеган. Вперевалочку, но быстро. Коготки стучат по доскам. Большущие глазенапы еще больше вылупляются при виде нас. Хвост ши-тцу начинает работать, как флаг дружбы. За ним движется его папа, строительный контрактор (прораб) Маллиган. С ним мы однажды выпили пива в Ruby Tuesday и сохранили память об этом навеки. Слышится сильное шипение, как будто выходит воздух из шины. За сим следует взрывной мяв кота, неистовый и гнусный. Онегин выпрыгивает из кустов на мостки, демонстрирует поднятую палицу хвоста и вздыбившуюся шерсть на выгнутой спине. Еще мгновение, и он вцепится в вечно удивленную мордочку Финнегана. Папа Маллиган тормозит, как бронзовый конь генерала Шеридана на Масс-авеню в Д.С. Испуг и впрямь вносит что-то бронзовое в складки его одежды и в моржовые усы. Забыв про летучий артритик, я хватаю за шиворот своего кота. Подвешиваю его в воздухе над несостоявшимся местом преступления.

      – Sorry, Buck! I’m awfully sorry!

      – It’s all right, Vlas. It was just a game on the part of your beast.

      – But of course, he was just kidding. Awfully tactless pranks. I’m really ashamed.[33]

      Наказанный преступник висит в воздухе. Покачиваются его лапы. Глаза мирно жмурятся. Соседи не знают, что это его любимая поза. Будучи взят папой за шкирку и подвешен в воздухе, он ловит в этом какой-то кайф уюта, даже иногда начинает петь песнь очага. Только бы сейчас не начал, тогда Маллиган поймет фальшь наказания.

      – Have you ever considered fixing him? – спрашивает сосед.

      – No, Buck. Frankly, I don’t want to change his personality. It would have been a partial fixing of myself.[34]

      Маллиган оглушительно хохочет. Вмешивается с ехидцей Валентина Остроухова:

      – I hope your next suggestion, Sir, wouldn’t include Onegin to be declawed?

      Маллиган приходит в ужас.

      – God forbid, miss! How may we violate the cat’s pride and glory?![35]

      Онегин начинает свою песнь блаженства. Неприлично громко урчит. Глаза жмурятся. Я опускаю его на мостик, и он разваливается на боку прямо под носом у возбужденного таким соседством Финнегана. Что и требовалось доказать. Кот трогает песика мягкой лапой. Хвост Финнегана готов оторваться: как он рад этой новой дружбе!

      – See you soon in Ruby Tuesday, Vlas,[36] – смеется прораб, и мы расходимся.

      Вавка спрашивает из-за плеча: «Ну?»

      Я отвечаю: «Да».

      Плечики чуть-чуть передергиваются.

      «А ты?» – спрашиваю я. Она на мгновение останавливается. Потом идет.

      «Да», – отвечает она.

      Теперь на мгновение останавливаюсь я. Потом иду.

      «Как?»

33

– Прости, Бак! Я жутко виноват.

– Все в порядке, Влас. Он просто играет, этот твой зверь.

– Но, конечно, он просто шутил. Ужасно бестактные проказы. Мне и впрямь стыдно (англ.).

34

– Ты никогда не думал кастрировать его?

– Нет, Бак. Откровенно говоря, мне не хочется изменять его личность. Это было бы частичной кастрацией самого себя (англ.).

35

– Надеюсь, ваше следующее предложение, сэр, не коснется удаления когтей Онегина?

– Упаси Бог, мисс! Как можно надругаться над славой и гордостью кота?! (англ.)

36

– Скоро увидимся в Ruby Tuesday, Влас (англ.).