Маска Локи. Роджер Желязны

где ты путешествовал?

      Гарден: Нет, я там никогда не был.

      Элиза: Расскажи мне свой сон с самого начала.

      Гарден: Я ученый, в черной пыльной мантии и академическом колпаке из голубого бархата. Этот колпак – моя последняя роскошь…

      …Пьер дю Бор почесал под коленом и почувствовал, как перо попало в дыру, проеденную молью в шерстяном чулке. Шелк был более модным и к тому же более прочным. И куда более дорогим, чем мог позволить себе молодой парижский студент, надеющийся получить степень доктора философии.

      Тем более в это бурное время. Народ разбужен, Национальное собрание заседает почти непрерывно, короля Людовика судили и приговорили к смерти. Многие люди – со вкусом, умом и деньгами – уехали. А те, что остались, слишком бедны, чтобы доверить образование своих сыновей и дочерей Пьеру дю Бору, академику.

      Нищему академику.

      Пьер обмакнул перо, чтобы записать новую строку, но остановился, перечитывая написанное. Нет, нет, все не так. Его письмо гражданину Робеспьеру было неуклюжим, сумбурным и наивным. Он страстно желал получить пост в правительстве, но боялся попросить об этом прямо. Потому, не имея ни опыта, ни административного таланта, Пьер ограничивался прославлением свободы и одобрением решения Национального собрания о казни Людовика, хотя, согласно идеалам Робеспьера и других монтаньяров, в новой Франции не будет места рабству, имущественному неравенству и неправедному суду – во всяком случае, так говорилось в их памфлетах, разбросанных по всем канавам. И не подобало Пьеру дю Бору восхвалять цареубийство перед такими гуманными идеалистами-законодателями.

      Он потянулся за свечой. Подсвечник, украшенный кристаллическими подвесками, Клодина выменяла у белокурой гугенотки, жившей этажом ниже. Когда Пьер дотронулся до подсвечника, что-то впилось ему в палец – кристалл.

      – А-а-а! – Боль затопила его, проходя по нервам через запястье, локоть и дальше, вверх по руке. Уставившись на порез, Пьер увидел, как набухает капля крови. – Клодина! – Он раздвинул края раны, чтобы проверить, насколько она глубока, и капля крови упала на письмо, окончательно все испортив. Пьер сунул палец в рот. – Клодина! Принеси ткань! – крикнул он.

      Острая боль перешла в тупую, и он почувствовал, как немеет рука. Ясно, кристалл перерезал нерв.

      Он вгляделся в подвески, ожидая обнаружить отбитый край или торчащий угол. Стекло было чистым, но не отполированным, а граненым. Вероятно, очередная уловка, чтобы усилить игру стекла на свету.

      Но что это? Капля крови засохла на стекле – похоже, засохла давно, раньше, чем он порезался. Дю Бор взял кристалл, стараясь не пораниться снова, и потер его большим пальцем. Пятно не поддавалось. Он потер указательным. Безуспешно.

      Он нагнулся ближе. Красно-коричневое пятно было внутри стекла.

      – Клодина!

      – Здесь я, что вы так кричите? – Хорошенькая головка дочери драпировщика просунулась в дверь.

      – Я порезался. Принеси ткань перевязать рану.

      – У вас есть шейный платок. Он куда лучше тех тряпок, что я называю своим бельем. Перевяжите сами! Тоже мне, мужчина!

      – Женщина! –