Маска Локи. Роджер Желязны

Хасан, поклонившись, вышел.

      …Бертран дю Шамбор начал подозревать, что его обманули.

      На третье утро осады Аламута он стоял перед своим шатром. Красные лучи восходящего солнца, показавшись позади шатра в расселине гор, осветили усеченную скалу. Свет окрасил серые камни в цвета осенних листьев, которыми полны в это время года долины Орлеана. Скалы незаметно переходили в крепостные стены. Только очень острый глаз мог разглядеть, где желобки разрушенного эрозией камня переходят в штриховку каменной кладки.

      Если считать скалу за основание крепости, то высота ее стен – более двух сотен футов. У Бертрана не было ни лестниц, ни крюков, ни веревок, чтобы взобраться на вершину.

      А если бы даже и были, никто не способен взобраться на такую высоту, когда сверху летят стрелы и булыжники.

      Остроконечные шатры лагеря были еще в тени, в глубокой расселине между Аламутом и ближайшей горой. По этой расселине проходила единственная дорога к крепости – по крайней мере единственная известная дорога, – и слабой струйкой тек ручей. Возможно, именно он питал колодцы внутри крепости. Между дорогой и водой, зажатые отвесными скалами, стояли шатры и коновязи.

      Бертрану понадобилось полтора дня, чтобы убедить своих рекрутов брать воду выше по течению, а мыться и облегчаться ниже. Для некоторых это было в новинку, а ведь речь шла о самых основах воинского искусства.

      Список того, в чем Бертран был бессилен, оказался существенно длиннее списка его возможностей.

      Он не мог построить осадные машины. Не только из-за того, что здесь не было места для их постройки, впрочем, как не было его и для маневра, но главное – здесь не было древесины, и купить ее за сирийские динары не представлялось возможным. В этой стране христианские конные воины обходились дорого, но простые доски и брусья стоили еще дороже.

      Нельзя было начинать и общий штурм. Дорога, ведущая к крепости, петляла: на север, на юг, снова на север… И за каждым поворотом ждали сарацины. С одной стороны – обрыв, с другой – отвесная стена, посреди – узкая тропа, по которой могут проехать лишь двое вооруженных всадников. В сотне шагов от каждого такого прохода засели сарацинские лучники. Они пили прохладные соки, ели фрукты, жевали сладости и посылали стрелы в христиан, стоило тем приблизиться.

      За сотни лет войны сарацины так поработали над скалами, что даже швейцарский пастух дважды подумал бы, стоит ли сюда идти. Воины Бертрана привыкли биться верхом, хотя могли бы, ради славы, вскарабкаться на стены с помощью лестниц или передвижных башен. Но они никогда не согласились бы на долгую, методичную осаду с кирками и лопатами, с канатами и механизмами против неприятеля, скатывающего на них камни и осыпающего стрелами. Бертран рассчитал, что лишь двое из десяти смогут достичь ворот цитадели. Те же расчеты мог провести и каждый его воин.

      Он не мог вести осаду по всем правилам военного искусства, он не способен перекрыть все пути в крепость. Не в состоянии узнать, страдает ли неприятель от голода и столкнется ли с этой трудностью в течение года или же будет насмехаться над ним с высоких стен.

      Он не мог найти другой путь