Непримиримые. Евгений Сухов

слово. Воспользуемся телефонным правом.

      Вытащив из внутреннего кармана мобильный телефон, он быстро набрал номер:

      – Владимир Васильевич?

      – Я слушаю тебя Антоша, что там произошло?

      – Модест Альфредович оказался не очень любезным.

      – Насколько это серьезно? – прозвучал обеспокоенный голос.

      – Настолько серьезно, что он надумал взять с меня штраф.

      – Это плохо. – Карась даже представил, как Владимир Васильевич покачал ухоженной головой. – Он позабыл правила. Если человек с молодости не усвоил правила хорошего тона, то вряд ли научится этому в старости. Ты знаешь, что нужно делать?

      – Да, у меня есть подходящее решение.

      – Тогда приступай.

      Отключив телефон, Антон Толкунов взял бинокль и поднес его к глазам. Двадцатичетырехкратное увеличение приблизило двух мужчин, стоящих на террасе. Они, казалось, стоят настолько близко, что до них можно было дотронуться рукой.

      Один из них был Петр Герасимович собственной персоной: вальяжные жесты, гордо приподнятый подбородок. Он больше напоминал хозяина, чем обыкновенного посетителя, заглянувшего в загородный общепит, чтобы пропустить пару стаканчиков красного вина под хорошую закуску. Богатый интерьер ресторана со сложной лепниной на потолке и высокими колоннами, убегающими к небу, только добавляли ему величия.

      Придется малость подпортить ему аппетит.

      Вытащив телефон, Карась произнес:

      – Третий?

      – Он самый.

      – Видишь двух мужчин, стоящих на террасе?

      – Отлично вижу, – прозвучал глуховатый ответ Верзилы.

      Карась невольно усмехнулся, подумав о том, что в это самое время тот рассматривает клиентов через оптический прицел снайперской винтовки.

      Подняв бинокль к глазам, Карась произнес:

      – Сними того, что помоложе.

      – Понял, – прозвучал равнодушный ответ.

      Мужчины о чем-то оживленно разговаривали, дружно смеясь, и в какой-то момент Карась даже пожалел о том, что не может услышать ни слова из их диалога. Судя по тому, как проходила их беседа, Петр Герасимович находил в Модесте Курбанове весьма занимательного собеседника.

      Карась не успел сосчитать даже до трех, как голова Модеста дернулась, словно по ней ударили чем-то невероятно тяжелым (трудно было поверить, что причиной тому может быть всего-то крохотная, в несколько граммов, пуля), и, вскинув руки, он повалился прямо на Петра Герасимовича, прервав свое повествование.

      Оптика беспристрастно приблизила испуганные глаза Петра Герасимовича, ожидавшего повторного выстрела. Его голова вжалась в плечи, сам он ссутулился, будто хотел уменьшиться в размерах. Для него в этот момент бегущие секунды перерастали в вечность.

      Из перекошенного рта вырывался страх, сотрясая ором помещение ресторана. В какой-то момент Антон пожалел, что не имеет возможности слышать его истерический вопль. Подскочившие охранники, озираясь по сторонам, потащили остолбеневшего Петра Герасимовича в соседнюю комнату,