Первый удар (сборник). Святослав Логинов

снова. Тьма… мед… голоса… лес… дорога, пролетающая под ногами…туман, который ласково обнял тело и понес высоко над елями, баюкая…

      Казимир шел по лесу, машинально сжимая и разжимая кулаки. Руки ныли – сегодня они с дедом весь день тесали бревна для нового дома, который будет стоять рядом с хутором. Его нового дома.

      В сумерках Тхоржевский видел хорошо и поэтому издалека заметил неподвижную фигуру, стоявшую на перекрестке двух лесных дорог. Чуть приблизившись, он узнал старшину Степана Нефедова, который молча курил, с прищуром вглядываясь в подходившего Казимира. В руке старшина держал берестяной туесок.

      Казимир подошел и встал напротив, тоже не говоря ни слова. Нефедов докурил, бросил окурок в мох и притоптал сапогом. Потом оглядел бывшего солдата с ног до головы – бросил взгляд на выцветшую, перемазанную землей гимнастерку с пулевой дыркой на груди, на отросшие волосы. Кашлянул и поправил фуражку.

      – Казимир… Ты прости, коль что не так. Я-то знаю, что теперь ты мертвый и вроде как ни к чему мне, живому, с тобой разговаривать. Разные у нас дороги. Но я вот что попросить хотел…

      Нефедов снова покашлял – и протянул туесок.

      – Казимир… Принеси меду.

      6. Закон пишут люди

      Грузовик скрипнул сцеплением и остановился на обочине.

      Скользя по весенней грязи, Степан подбежал к нему и рванул на себя дверь. Шофер – молодой парень в сдвинутой на затылок замасленной кепке, весело глянул на него.

      – Привет, – поздоровался Степан, – мне бы до Черновилова доехать. Возьмешь?

      – А почему не взять-то? Давай, браток, садись.

      Нефедов закинул тощий вещмешок, влез в кабину и захлопнул дверь. Скрежеща всеми своими железными частями, «полуторка» двинулась по разбитой дороге.

      – Курить у тебя можно? – спросил Степан, кое-как умостившись на прорванном сиденье.

      – Давай, – разрешил шофер и тут же просительно глянул на нечаянного пассажира. – Может, и мне табачку отсыплешь? Уши пухнут, сутки не куривши уже.

      Нефедов кивнул головой и достал из кармана потертый кожаный кисет. Сыпанув на ладонь щедрую горсть крепкого самосада, из того же кисета он извлек сложенную гармошкой газету и оторвал полоску. Шофер искоса глянул и тут же отвернулся – на пожелтевшей газете был виден портрет генерала Пермякова. Поймав взгляд паренька, Нефедов хмыкнул.

      – Не боишься? – спросил шофер, изо всех сил давя на заедающий рычаг передач. – Все-таки враг народа.

      – А я его в кисете ношу, да? – коротко рассмеялся Степан. Потом посерьезнел. – Ты вот что… как тебя?

      – Иван, – через плечо бросил шофер, крутя баранку.

      – Вот что, Ваня. Тут, как говорится – меньше знаешь, крепче спишь. Это во-первых. А во-вторых – без разницы мне, кто на моей самокрутке изображен. Кроме Самого, конечно. Понял? Или все еще любопытствуешь?

      Парень было хотел что-то возразить, но услышав холодный смешок старшины, промолчал. Немного подождав, Нефедов чиркнул спичкой и нещадно задымил, поглядывая