Командир Гуляй-Поля. Валерий Поволяев

еще Иуда Рощин – говорливый умелец из молодых, но ранний, Алексей Боровой и старый друг по каторге Петр Андреевич Аршинов-Марин, секретарь союза идейной пропаганды анархизма…

      Боровой здорово изменился, раньше он был человеком, сейчас стал невесть кем… Книжным червем, наверное. Библиотека его насчитывала несколько тысяч томов. Обычный человек, когда видел ее – пугался: слишком уж много тут было книжной пыли.

      Гостя своего Боровой дальше порога практически не пустил – разговаривал с Нестором вначале на лестничной площадке, потом сжалился и пригласил в прихожую… А уж по части того, чтобы предложить усталому и голодному гостю стакан чаю с котлетой, либо пригласить отдохнуть на мягкий диван (после жесткой вагонной полки это было бы очень кстати) – извините, пардон! – об этом Боровой не то, чтобы не подумал, он такого просто допустить не мог.

      Ушел Махно от Борового разочарованный.

      Иуда Рощин опоздал на свидание совершенно безбожно – на целый час: если бы у Махно была шашка – зарубил бы Иуду. Распрощался Нестор с Рощиным с побелевшими глазами, а потом взял записную книжку, куда были внесены адреса всех московских анархистов, и вычеркнул оттуда Рощина, Борового и Черного.

      Единственный, кто не подвел, не оставил в душе дырки, был Аршинов-Марин.

      Аршинов-Марин чувствовал себя в Москве потерянным, каким-то чужим, жалким, и занимался Петр Андреевич не своим делом – читал работягам из трамвайного депо лекции о Льве Толстом.

      Махно оглядел старого соратника с головы до ног и сказал ему, недовольно скашивая в сторону рот:

      – Лучше бы вы, учитель, к нам в Гуляй-Поле приехали. Здесь вы никому не нужны.

      Аршинов-Марин вскинулся, лицо у него сделалось обескураженным.

      – Это почему же?

      – Так мне кажется.

      Старый каторжанин вздохнул.

      – Ну что ж… Я готов.

      – Погодите только немного, – сказал ему Махно, – мы малость разгребемся в Гуляй-Поле, кое-кого развесим на фонарях, и тогда – милости прошу.

      – Я могу организовать толковую газету и стать ее главным редактором.

      – Я это знаю.

      – Могу наладить выпуск листовок.

      – И это я знаю.

      Махно почувствовал, что в Москве он – чужой человек. Все здесь незнакомое, недоброе, лица холодные, глаза цепкие, так люди и норовят всякого чужака вывернуть наизнанку, вплоть до карманов. Столичные анархисты помочь ему ничем не могут – слишком далеко они оторвались от простых людей.

      – Эх, человеки, человеки, по одному носу и по два уха на каждого… – пробормотал Махно обескураженно.

      Ни пулеметов, ни патронов он тут, увы, не достанет. Максимум, чем сумеет разжиться, – наручниками. Да и те будут висеть у него на руках. Махно это не устраивало.

      Деньги, которые Нестор выручил от продажи двух золотых колец, быстро таяли. Надо было определяться с жильем.

      Поскольку у него на руках имелись ревкомовские документы, то выход был один – пойти