Граф Брюль. Юзеф Крашевский

поспешно начал раздеваться. Граф стоял в ожидании.

      – Брюль, ради бога… что случилось?..

      Но тот как будто не слыхал вопроса и, быстро войдя в кабинет, бросился в первое попавшееся кресло. Закрыв руками лицо, выражавшее тоску и ужас, он несколько минут сидел, не произнося ни слова. Перед ним стоял фаворит королевича с очевидным беспокойством во взгляде. Но гордость не позволяла ему приставать с вопросами… он ждал, упершись рукой в бок.

      Наконец Брюль встал, с каким-то отчаянием оглянулся вокруг и, ломая руки, воскликнул:

      – Король и всемилостивейший государь мой скончался!

      На лице Сулковского с быстротой молнии выразилось впечатление, которое трудно описать. Тут были и ужас, и радость в одно время. Он сделал движение, как бы желая бежать, но удержался.

      – Разве еще не прибыл ни один курьер из Варшавы?

      – Не было ни одного.

      – Следовательно, вы ничего не знаете?.. Королевич…

      – Даже не догадывается, – сказал Сулковский и во второй раз пошел к двери, но, подумав немного, вернулся.

      – Следует тотчас уведомить об этом королевича, – произнес он. – Но как это случилось?.. Король был здоров…

      Брюль тяжело вздохнул.

      – Шестнадцатого мы прибыли в Варшаву, – тихо сказал он. – Дорога была ужасная, местами лежал снег, местами же грязь и лужи. Король был усталый, утомленный, но, увидав Варшаву, он оживился, и лицо его просияло. С половины дороги мы послали туда курьеров, и потому там успели приготовиться. Приняли нас великолепно, несмотря на ужасную погоду, пушки гремели, навстречу вышел полк мушкетеров. Карета остановилась перед крыльцом Саксонского дворца. Выходя из экипажа, король ударился ногой о ступень лестницы, тем самым местом, которое всегда его беспокоило и где Вейсс отнял палец. Мы увидали, как он побледнел и оперся на палку. К нему бросились двое пажей, и так мы проводили его в комнаты, где его ждало духовенство, сенаторы и дамы. Король тотчас же сел и потребовал от церемониймейстера, чтобы сократили прием, так как он чувствует себя очень утомленным. Лишь только мы вошли с ним в спальню, он велел тотчас же призвать Вейсса и врача, жалуясь на боль и ощущая в ноге как бы огонь и влагу. Когда разрезали сапог, оказалось, что он был наполнен кровью. Вейсс побледнел, нога уже распухла и посинела. Несмотря на это…

      – Говори скорее, – сказал Сулковский. – Кто-нибудь может уведомить королевича о твоем прибытии.

      Брюль приблизился к нему.

      – Граф, – сказал он, – мне кажется, что прежде, чем предпринять что-нибудь, нам нужно поговорить. Королевич горячо любил отца, а это внезапное известие… Не следует ли приготовить его?..

      – Приготовить? Но как?..

      – Я того мнения, – тихо прошептал Брюль, – что нам ничего не следует предпринимать, не посоветовавшись с королевой и Гуарини.

      Сулковский взглянул на него с плохо скрытым неудовольствием.

      – Но мне кажется, что королевич в данном случае не нуждается ни в помощи королевы, ни в духовных утешениях исповедника.

      – По