Карты Люцифера. Алексей Атеев

живописцы: рядом с початой бутылкой водки лежали помидоры, сало и хлеб. Пиршество, похоже, только началось.

      – Вот, – сообщил Артем, – привел…

      – Хелло, – отозвался хозяин. – Располагайтесь, товарищи. А это Зина, – он указал на белобрысую. – Натурщица.

      Гости уселись на низкой самодельной застеленной рваными коврами тахте и стали с любопытством оглядываться по сторонам. Стены студии были завешаны и заставлены многочисленными полотнами. Сквозь застекленную часть потолка били лучи неистового августовского солнца. В столбах света клубились пылинки. На крыше возились и ворковали голуби. Обстановка выглядела явно романтической и чуть таинственной. Даже бедная закуска на газетном листе усиливала ощущение вечного праздника творческого духа.

      – Эти ребята… то есть господа желают посмотреть… э-э… экспозицию. Вернисаж, одним словом, – запинаясь, сообщил Артем, которого почему-то охватила не свойственная ему робость.

      – Вернисэж, вернизэж… – загомонила студенческая пара, услышав знакомое слово.

      – Зинуля, покажи… – распорядился хозяин.

      Белобрысая натурщица поднялась с табуретки и молча проследовала к ближайшей картине. Халат, как оказалось, был не застегнут, и все ее скромные достоинства были явлены на всеобщее обозрение. Нисколько сим фактом не смущаясь, Зина взяла первое попавшееся под руку полотно и, встав прямо посреди падавшего сверху солнечного столба, подняла картину на вытянутых руках. На полотне был изображен трубящий в горн пионер в коротких штанишках.

      – О! – воскликнули студенты, восхищенные не то выправкой юного ленинца, не то пышным желтоватым треугольником волос на Зинином лобке.

      – Бесовщина, – недовольно произнес Филаретов. – Убери!

      Тогда натурщица начала рыться в груде полотен, потом извлекла еще одну работу и так же вскинула ее ввысь.

      На новом полотне оказалась изображена сама Зина, на которой отсутствовал даже халат. Сходство было полным.

      Шепот пробежал меж восхищенными зрителями.

      – И опять не то, – прокомментировал показ хозяин. В его голосе послышались предвещающие грозу раскаты.

      – Давай, Афанасьич, я сам покажу, – вступил в действие Артем, опасаясь непредвиденных ситуаций. Он вытащил из угла домашние заготовки и поставил их перед зрителями.

      – Кандинский! – воскликнул догадливый парижский дакарец.

      Артем похолодел. Это был действительно Кандинский.

      – Ваш Кандинский – говно!!! – неожиданно рявкнул Филаретов. – Мазила бездарный.

      – Не горячись, Афанасьич, – успокоил его Артем. – Чего гостей пугаешь? Лучше выпей.

      Филаретов охотно наполнил свой стакан, потом, искоса глянув на Зину, плеснул и ей.

      – Эти будут? – спросил он у Артема, указывая на африканцев.

      – Они водку не пьют.

      – Нехристи! Кашасу им подавай? Нет у меня кашасы! – заорал Филаретов, видимо, вспомнив читанного