Дикий фраер. Сергей Донской

обрадовалась мать.

      – Угум, – подтвердил Роман, приступая к следующему куску свинины и глотку холоднющего пива. – Нет слов, одни эмоции.

      – А почему ты не переоделся? Опять куда-то собираешься? Вот и сегодня только под утро явился…

      – Дела, – туманно пояснил Роман, безостановочно орудуя вилкой и стаканом. – Дела у меня, мама.

      – Какие могут быть дела на ночь глядя? Твой отец был большим начальником, как ты знаешь. Но он всегда следовал одному очень важному принципу: никаких дел после конца рабочего дня. Если человек не успевает справиться со стоящими перед ними задачами за отведенное ему время, значит…

      – …он никудышный работник, – закончил Роман. – Ты мне это уже тысячу раз говорила и всегда одними и теми же словами. Как ведущий какого-то дебильного ток-шоу, честное слово! Зазубрила несколько расхожих фраз и бу-бу-бу, бу-бу-бу! Нельзя же так, мама! Нельзя всю жизнь молиться на отца и повторять его слова! Он давно умер, а его взгляды и убеждения сегодня не катят. Пора бы научиться жить сегодняшним днем. Здесь и сейчас – вот главный принцип. Любой дзен-буддист тебе скажет: прошлое сгинуло, будущее неизвестно, потому у человека есть только его настоящее. Как в той песне про миг между прошлым и будущим, понимаешь?

      Мать согласно покивала неравномерно окрашенной головой и негромко подтвердила:

      – Понимаю. Мудрые они люди, эти дзынь… дзэнь… в общем, буддисты твои. И принцип у них хороший, Ромочка, никто не спорит. Но здесь и сейчас у нас нет денег даже на хлеб и молоко. Последние пятьдесят рублей я истратила на свинину и пиво, как ты просил. Извини, конечно, что напоминаю, но ты обещал сегодня принести деньги. За квартиру два месяца не плачено, соседкам почти тысячу должна…

      Деньги, деньги, деньги! Романа уже тошнило от этого слова. Свет на них клином сошелся, что ли? – угрюмо подумал он. И сам себе ответил: да, сошелся, еще как!

      Все вокруг делали деньги или хотя бы мечтали об этом, рассчитывались ими, слюнявя купюры, или любовно складывали их стопочками, чтобы спрятать в загашник подальше от посторонних глаз. И подавляющее большинство человеческих молитв, начинающихся с заискивающего: «Господи всемогущий, смилуйся над рабом своим грешным…», завершались классическим требованием прирожденных попрошаек: «Дай миллион, дай миллион, дай миллион!»

      Бог никому ничего не давал, предоставляя заблудшим чадам выкручиваться самостоятельно. Это Роман давно понял, а потому переадресовал свои мольбы бывшим товарищам и партнерам по бизнесу, которые в последнее время словно сговорились, отвечая на просьбы одолжить денег одной и той же заученной фразой: «Рехнулся, Ромка? Не знаешь, какая сейчас ситуевина?»

      Эта самая ситуевина была у них у всех очень даже хреновая: одному не хватало денег на евроремонт, второй горел желанием сменить просто крутую тачку на самую крутую, третий мечтал свозить молодую жену на испанский курорт или одеть любовницу с ног до головы в парижских салонах. Роману, который когда-то опережал в коммерческом марафоне всю эту зажравшуюся