Грехи и мифы Патриарших прудов. Татьяна Степанова

окровавленные лоскуты трусов. И снова обернулся к телу.

      – Взгляните на раны в области половых органов, – сказал он. – Ожоги в области лобка, мошонки. Использовали или зажигалку, или маленький самодельный факел. Ту же ветку сухую могли поджечь и ткнуть. Пытали его, дорогие мои коллеги. Прижигали перед тем, как убить.

      – Пытали? – еле слышно прошелестела Катя.

      – Вот именно. Интересно, что нам даст анализ крови? – Сиваков покачал головой. – Пытки. Прижизненные раны рук, удаление кистей, головы…

      Полковник Гущин тем временем извлек из контейнера разрезанные джинсы – сначала одну штанину, затем другую. Голубая ткань заскорузла от крови в области пояса и молнии. Он выложил все это на мраморную столешницу, провел рукой и…

      – В кармане что-то есть, – сказал он.

      Эксперт Сиваков снова вооружился ножницами и разрезал карман.

      Катя увидела что-то черное. Ей сначала показалось – это большой жук-трупоед, и она отшатнулась. Но затем морок рассеялся, и она увидела ключ и брелок.

      – Ключик, – Сиваков поддел все это пинцетом.

      Он поднял руку. Брелок покачивался. Матовая пластмассовая поверхность его словно взывала к…

      – Федор Матвеевич, это же его вещи! – воскликнула Катя. – Он же за них брался руками!

      – Захоронение давностью три-четыре дня, сырость, загрязнение. Вряд ли что-то можно изъять с такого вещдока, – заметил Сиваков.

      – Федор Матвеевич, у него все забрали – мобильник, бумажник, документы, а про ключи в кармане забыли! – не унималась Катя.

      – На экспертизу. Дактилоскопическую, – сказал Гущин. – И… о черт, до телефона не доберешься в этой амуниции!

      – На экспертизу. Дактилоскопическую – упаковать и отправить, – приказал Сиваков помощнику, передавая брелок. – Ну что, дорогие мои коллеги? Приступим? Я приступаю к вскрытию тела неизвестного мужчины возраста примерно сорока – сорока пяти лет, европейской внешности, умеренной упитанности, – забубнил он для записи на диктофон, одновременно выбирая на хирургическом столе свои устрашающие инструменты.

      Когда он сделал первый разрез, Катя тихонько повернулась и на ватных ногах заковыляла прочь из прозекторской.

      В коридоре за этими герметичными дверями она сначала усиленно дышала и все никак не могла надышаться. Пропахший формалином воздух казался ей почти по-альпийски свежим.

      Полковник Гущин продержался на вскрытии ровно полчаса. Когда Сиваков что-то там начал пилить и извлекать, он тоже вышел вон – с чрезвычайной поспешностью. Содрал с лица маску и плюхнулся на банкетку рядом с Катей.

      Помощник Сивакова по традиции тут же принес заготовленную заранее склянку с нашатырем. Помог Гущину снять грязные резиновые перчатки.

      Гущин нюхнул нашатырь.

      – Хочешь? – спросил он Катю, словно предлагая дозу бог весть какой наркоты.

      – Нет, – ответила она.

      Она не стерла свои белые ментоловые усы с верхней губы, так и сидела с ними. Оно вернее.

      Гущин тут же начал звонить