Страж Государя. Андрей Бондаренко

рыбками, по середине пруда – весёлый звонкий фонтанчик, скамейка-качели под навесом, низенький забор из штакетника, выкрашенного в голубой цвет, высокие двухстворчатые ворота. На резном высоком крылечке – рядом с входной дверью, украшенной цветными стеклянными витражами, стоял худенький мужчинка средних лет – в длинном бархатном халате, лысоватый, остроносый, в его правое ухо была вставлена крохотная золотая серёжка – с красным рубином.

      – Тебе надоело служить у меня, оглоед? – строго спросил мужчинка, и золотая серьга в его ухе гневно задрожала. – Хочешь опять торговать вонючими пирогами? Ночевать под мостом, рядом с повешенными татями?

      – Виноват, господин Лефорт, виноват! – слёзно заканючил Егор, тыкая пальцем в свою «распухшую» щёку. – Зубы заболели, проклятые! Всю ночь мучился напролёт, не спал совсем! Флюс вскочил, видите?

      – Флюс? – смягчился Лефорт. – Это есть очень плохо! Зачем же терпел? Ты же – не глупый человек! Надо было сразу же идти к доктору Фогелю. Он больных принимает в любое время, лишь бы платили деньги…. Ладно, сходишь потом. Сейчас одежду мне приготовь. Парик расчеши, начисть туфли. Потом заседлай коня. Пусть сегодня это будет Карий. Как подашь к крыльцу, мне сообщи…

      Денщик из Егора был так себе, всего то четыре дня и обучали его этому высокому и непростому искусству. Но справился – в общих чертах, даже нюхательный табак сменил в серебряной табакерке господина Лефорта, по собственной инициативе, добросовестно вычистил две курительные фарфоровые трубки.

      Покончив с домашними делами, Егор отправился на конюшню.

      Фёдор, голова которого была замотана белой льняной тряпкой, хмуро расчёсывал гриву каурому голенастому жеребцу.

      – Как здоровье драгоценное? – вежливо поинтересовался Егор.

      – Да пошёл ты! – отмахнулся Федька.

      Егор тяжело вздохнул:

      – Да не обижайся ты, чудак, право! Ну, получилось так. Бывает. Скажи лучше, как Карий нынче?

      – Сам что ли не видишь? – кивнул Фёдор головой на каурого коня. – Хорошо всё. Его, что ль, седлать велено?

      – Его самого.

      – Вот и седлай, раз велено! – конюх в сердцах сплюнул себе под ноги и отошёл в сторону, бормоча себе под нос неразборчивые ругательства.

      Егор подошёл к жеребцу. Тот недоверчиво покосился на человека злым лиловым глазом, испуганно заржал, гневно всхрапнул, сильно ударил несколько раз подкованными копытами задних ног по доскам стойла.

      «Распознал, гад такой, подмену!», – понял Егор. – «Это человека можно обмануть, а с животными – оно гораздо сложней будет…».

      А время поджимало, следовало поторопиться, пока господин Лефорт не разгневался по-настоящему.

      – Федь! – позвал Егор. – Запряги вместо меня. А то руки дрожат после вчерашнего, перепил малость…

      – Да пошёл ты! – лексикон конюха разнообразием не отличался.

      – Не кочевряжься ты, дурик. Я тебе алтын заплачу. Мало? Хорошо, два.

      – Сказал нет, значит – нет!

      Оттолкнувшись