Транзит: Звёздная Гавань. Андрей Вячеславович Бабиченко

ем всех малоразвитых рас.

      Красивые слова – Великим Единением, безупречно выгодным, необходимым.

      Щедрые торговцы, коим доверили свои тайны, отплатили эскадрами.

      Великими армадами, за считанные часы, затмившие дневные блики.

      И после, под грохоты марша, победоносно пройдя, неумолимо прокатившись, порабощая ранее прекрасные миры.

      Гордо называя себя – Люди, в своём ненасытном безумстве, они уподобились машинам.

      Сотнями тысяч идя напролом, осушая и пожиная плоды иных цивилизаций.

      Испарились океаны, прекратила плодоносить почва, с годами становясь только холоднее, покрывая наростами льда, некогда живую Эю.

      Культура жителей рассеялась, сменившись причудливым языком «хозяев», поставив за место себя надзор и верховенство человека.

      Выбор их пал на адамантийцев, пожалуй, последних из всего разнообразия населявших народов Еридана.

      В этом выборе, не было любви или сострадания.

      Скорее, из-за некой отдалённой схожести.

      Построения общества или обычной, начисто лишённой других способности – подчинения.

      Незамысловатый термин, позволяющий сделать уже следующее поколение более покорным, идущим на все уступки.

      Последующее, шедшее за этим, ещё больше, и так до бесконечности, вплоть до полного, тотального контроля.

      Создав специальные резервации: крохотные микрорайоны, тисками вставленные в утробу человеческих городов и отданных самим себе.

      Как в муравейнике, вечно царящая суматоха.

      Кавардак из выбитых окон, осыпающихся стен и без должного ухода зданий.

      Вкуса грязи и такого же кислого болотного воздуха, чем мог насладиться любой проживающий здесь.

      По рождению, приписывая каждому личный код, бумагу о заранее заготовленном имени, месте проживания, пожизненной работы, роли и свода правил.

      Кто-то уходил в пять утра на черновые, недостойные по меркам Великого Единения человеческого труда, работы.

      Другой, мог служить по дому, ублажая своих хозяев, в частности занимаясь всем тем, что, и обязаны были делать Люмпены.

      Ежедневно, под два раза: утром и вечером.

      На протяжении жизни, одним из более важных обязанностей, входило прослушивание транслируемого исключительно ради Люмпенов – Великого Единения.

      Набора отборнейшей пропаганды, вечных слов о: улучшении жизни, скорых переменах, больших свобод, конечно ненависти к врагам, безграничной любви и благодарности хозяевам.

      Где, врагами зачастую выступали представители других государств-планет, а так же мнимые внутренние враги, желающие развала и невзгод.

      Имевшие множество лиц, одеяний, однако, всегда без конкретных имён, уточнений их поступков и действительно, существовавших ли в реальности.

      Покорённые и униженные, чьё неравенство всегда подавлялось.

      Оставляя самых глупых, запуганных до психического отторжения мыслей.

      Неравенство их лежало в самой природе, являясь неизбежным следствием.

      Через пару поколений, наконец, окончательно искоренив данную заразу.

      Ещё громче, ещё чётче Великим Единением твердя.

      Нам не нужны творцы, нам не нужны изобретатели, нет надобности в философе и интеллигенте.

      Мы все равны. Все как один обязаны повиноваться, осуждая иных, придерживаясь – незыблемых постулатов заразившего всех нас человеческого прогресса.

      Вот, тот неловкий взгляд, неверное движение или просто громкая интонация голоса в слове.

      Тебе дают пощёчину, орут, морально уничтожая, заковывая в кандалы правил, затем перерастающие в своё физическое подобие.

      Ведь так было всегда, как гласило из истории хозяев.

      Рождённые должны служить, выросшие должны восхвалять, а умирающие… умирать, как им и полагается.

      У Люмпена не может быть прав, он не может заводить семью, не может иметь личного дома, проживая в положенных тесных общежитиях, каждую неделю составляя детальный отчёт о своей деятельности в службу ИНнадзора.

      Потому что, так было всегда и так будет.

      Как и он, как и его родители, и их родители до них.

      Спустя уже возможно сотню лет, со дня «освобождения», Аден повторил туже, глупую ошибку.

      На ногах его громоздко повисли цепи, сковывая и с каждым долгим шагом, протаскивая за собой следом пудовый шарообразный предмет.

      Остановившись на секунду, он взглянул по левую от себя сторону.

      По узкой линии конвейера, двигая ровные ряды заключённых.

      Таких же, как он: надоевших, ненужных теперь никому.

      Вдруг, он ощутил сильное жжение, и жгучая боль, переросшая в лёгкое покалывание, где-то в области спинного гребня.

      – Двигай! – крикнул сзади шедший погонщик, покручивая в