Корабль судьбы. Робин Хобб

капитану костыль, без которого он, спеша на бак, как-то сумел обойтись. Он схватил костыль и несколькими размашистыми скачками одолел оставшееся расстояние. Оказавшись рядом с Уинтроу, он сгреб его за плечо. И эта хватка, при всей ее болезненности, вдруг показалась Уинтроу хваткой самой жизни, властно удерживавшей его на самом краю смерти.

      – Ты что тут делаешь, парень? – спросил Кеннит рассерженно. Но потом он посмотрел мимо Уинтроу, и его голос враз изменился. Теперь в нем зазвучал ужас. – О рыбий бог! Что ты сотворил с моим кораблем?

      Уинтроу тоже повернулся к Проказнице. Та как раз закинула голову, глядя на собравшуюся на баке толпу недоумевающих моряков. И кто-то в ужасе вскрикнул, увидев, как изменились ее глаза. Теперь они были не просто зелеными – они светились изумрудным огнем, они тускнели и разгорались, а зрачки были темней самого непроглядного мрака. А само лицо! В нем оставалось все меньше человеческого. Развеваемые ветром черные пряди шевелились сами по себе, словно гнездо растревоженных змей. Вот она улыбнулась, но как-то странно, скорее, оскалилась; острые зубы были ослепительно-белыми. Слишком белыми…

      – Если я не могу победить, – высказала она мысль, которая могла принадлежать только драконице, – то и других победителей не будет.

      И она медленно отвернулась, раскрывая руки так, словно стараясь обнять всю ширь темного ночного моря. Потом, столь же медленно, руки поплыли за спину и стиснули корпус корабля.

      «Уинтроу! Уинтроу, помоги! – достиг сознания юноши отчаянный мысленный вопль. Только так могла теперь Проказница с ним общаться; тело, изваянное из диводрева, и вместе с ним голос ей больше не принадлежали. – Умри вместе со мной!» – молила она.

      И он едва не выполнил ее просьбу. Едва не шагнул вместе с нею за край, откуда не возвращаются. Но в последний миг что-то удержало его.

      – Я хочу жить! – услышал он собственный крик, разорвавший черноту ночи. – Проказница! Давай жить! Давай останемся жить!

      И на мгновение ему даже померещилось, что его слова чуть ослабили в ней стремление к смерти.

      Крик сопроводила довольно странная тишина. Казалось, даже ночной ветерок затаил дыхание, вслушиваясь и ожидая исхода. Уинтроу услышал, как один из пиратов начал молиться, по-детски заикаясь и путая слова. Потом его ушей коснулся совсем другой звук. Этакий хруст, похожий на хруст ненадежного льда под ногами у незадачливого пешехода, отошедшего слишком далеко от берега.

      – Ее больше нет, – тихо выдохнула Этта. – Ее нет… нашей Проказницы…

      И она была права. Даже в скудном свете единственного фонаря была очевидна перемена, случившаяся с носовым изваянием. Его покинули все краски, все движение и дыхание жизни. Диводрево, составлявшее спину Проказницы и ее волосы, стало даже не серебристым, а серым, точно могильный камень. Серым и неподвижным. Замерли даже волосы, не поддаваясь опасливым прикосновениям ветерка. Кожа изваяния казалась шершавой, побитой непогодами, точно жерди