Великий Тёс. Олег Слободчиков

уже синело: как ни сторонился Стадухина – свела судьба, Васька не удержался – съязвил, Михейка тоже не сдержался – ударил.

      На волокуши стрельцы покидали пожитки, посадили детей. Помолясь перед выходом, двинулись на восход, по дороге, прихваченной инеем и хрустким ледком. Служилые вели коней, шагали впереди. Бабы шли, держась за оглобли. Так дошли они до Кеми, в зимовье поменяли лошадей на струг и сплавились к устью. Оттуда Енисеем поднялись к острогу.

      Отряд стрельцов был замечен на Енисее. Едва они подвели струг к причалу, острожные ворота распахнулись. Старый воротник вышел первым, обернулся к прибывшим спиной, к часовне лицом, низко откланялся лику Спаса. Притом, будто в насмешку, выпячивал в сторону струга свой тощий зад в холщовых портках.

      Тяжко ступая, мелко крестясь, из ворот вышел поп Кузьма. Сотничиха кинулась к нему со слезами, припала к его груди, забилась в рыданиях. Попа окружили стрелецкие жены, слезно лопоча о перенесенных муках. С умилением в глазах Кузьма оглаживал их грубыми мозолистыми руками и утешал.

      Иван не был в Енисейском с весны. Бросились в глаза перемены. Прежде было две башни, стало три. Из них две – проездные. Шагов на десять расширен был частокол. Прибыло изб в посаде. Филипп Михалев между службами срубил здесь дом.

      Крестясь и кланяясь на образа над воротами, Иван вошел в острог. Стены острожной церкви поднялись под стропила. За лето была срублена воеводская изба. Как вестовой Похабов первым делом направился к воеводе. По пути попался ему на глаза Вихорка Савин.

      – Привел тебе брата живым! – приветствовал его. Чуть помявшись, спросил: – Савина жива-здорова?

      – Что ей сделается? – грубовато ответил стрелец и побежал за острог, к брату Терентию.

      Иван сбил шапку на ухо, двинулся прямиком в съезжую избу. Стареющий воевода сидел за воеводским столом, не смея встать навстречу казаку. Младшенькая дочь-отрада чесала ему бороду гребнем. Она то и дело соскакивала с коленей отца, отступала на шаг, любовалась работой. Снова что-то поправляла. Воевода, как кот, жмурился от удовольствия, боясь нечаянным движением или взглядом обидеть дочь.

      – Здорово живем, кум? – весело смахнул с головы шапку Иван и стал степенно отвешивать поклоны на красный угол.

      Воевода вместо приветствия помигал ему и указал глазами на лавку против себя.

      – Ну все, милая! – ласково поторопил дочь. – Красивей уже не сделаешь!

      Отроковица, опекавшая вдового отца, как взрослая женщина, строго взглянула на казака и молча вышла из горницы.

      – Невеста! – оправдываясь, с обожанием и тоской взглянул ей вслед отец, выдавая печальные мысли. – Не знаю, как отдам? За кого? Как без нее жить буду?.. А отдать надо! – вздохнул. – Разве что вместе с собой в приданое? – улыбнулся в пышную, причесанную бороду.

      – Я без тебя ни за кого не пойду! – услышав сказанное, высунулась из двери отроковица. Смутилась казака и с важностью прикрыла дверь.

      – Как добрался?

      – Слава богу! –